Так говорил Заратуштра. – Корнелий почесал затылок и добавил: – Или я говорил ему?!
Довольный произведенным на меня впечатлением, Корнелий Тегет приосанился и добил Заратуштру следующим пассажем:
– Умнейший был человек. Все время о чем-нибудь у меня спрашивал. Как хлеб поделить. Как из литра вина сделать десять.
Тут Корнелий Тегет проникся ко мне симпатией и поведал слегка о своей удивительной жизни. Оказывается, что кроме пророка Заратуштры, жившего шесть веков назад, Корнелий Тегет встречался с царицей Клеопатрой и имел от нее сына по имени Навуходоносор, который разгромил персов в битве при Иссе. Скульптор Фитий, философ Плутон, историк Деродот – кого только не знал Корнелий Тегет?! С кем не беседовал?! Чтобы заручиться поддержкой Корнелия Тегета, к нему прибегали сильные мира сего, как «марафонские лошади», – наперегонки. Но трактирщик принимал далеко не всякого и «говорил» не более одной гениальной фразы в день. Поэтому сильные мира сего влачили жалкое свое существование, дожидаясь, когда же Корнелий Тегет что-нибудь скажет. «In vino veritas!» Зато демократичный Корнелий не чурался общения с простыми людьми и даже пожертвовал два аса на строительство общественной уборной, за что был увековечен мемориальной табличкой над четвертым сиденьем справа.
– Ты спрашиваешь, что такой человек, как я, делает в этой харчевне? – воскликнул Корнелий Тегет и глубоко задумался, глядя на аллегорическую фреску…
…где, судя по замыслу художника, обнаженные боги занимались воспроизводством крокодилов. Ибо ничто другое у них не могло родиться – с такими-то намалеванными рожами. Зато чудесные животные, почерпнутые из кошмарных снов, смотрелись весьма убедительно. Особенно Апис – священный бык, мечтающий о смерти, да где-нибудь подальше от этого живописного «полотна». Изобретательный художник в виде особой приметы пририсовал священному быку вымя или забыл с пьяных глаз, какого пола парнокопытное хотел изобразить.
– Что такой человек, как я, делает в этой харчевне? – мучался над вопросом Корнелий Тегет и разводил руками.
Я не знал, чем ему помочь, поскольку размышлял над другой дилеммой – пойти домой и лечь спать или признать Корнелия Тегета богом. В первом случае я оставался без денег, во втором – с головной болью.
Внезапно Корнелий Тегет плюнул на пол и проговорился:
– Я бы хотел стать летописцем.
– А что мешает? – поинтересовался я. – Сейчас на дворе самое лето.
Корнелий Тегет тяжело вздохнул с видом человека, обреченного платить налоги:
– Ты знаешь, сколько на мне всяких ручек и ножек?..
Я пересчитал – ничего особенного. Но Корнелий Тегет принялся обрывать на себе многочисленные ручки и ножки, словно «Лаокоон, удушаемый змеями». Это мимическое представление длилось минуты три, после чего Корнелий Тегет пояснил:
– И все цепляются за меня и просят жрать!
Каждый, кто рассчитывает на сострадание, должен для начала похудеть. А не хлопать себя по пузу для пущей убедительности.
– Давай-ка сделаем вот что… – сощурился Корнелий Тегет. – Ты мне продашь свой папирус за двадцать лепешек с сыром!
– Лучше расстанемся по-хорошему, – в ответ предложил я.
Из уважения к автору «Сатирикона» я готов был поторговаться, но из любви к искусству и не думал соглашаться менее чем на триста драхм.
– Я думаю, – предупредил меня Корнелий Тегет, поскольку пауза затягивалась. – Я думаю, что читать намного сложнее, чем писать. И хотя я не умею ни того ни другого, но предполагаю, что за использованный кусок папируса нужно заплатить…
– Триста драхм, – подсказал я.
– Вдвое меньше, – закончил Корнелий Тегет. – Как человек творческий, я иногда продаю пожеванные лепешки, но как человек честный – на треть дешевле. Иначе их никто не берет.
Тут я принялся заверять неразумного трактирщика, что вложенные в произведения искусства деньги никогда не пропадут…
– Будет надежнее, – отмахнулся Корнелий Тегет, – закопать мои деньги на заднем дворе. Для этого мне нужен большой сундук, а не папирус.
Подозревая, что сделка не состоится, я стал прикидывать, как бы выйти из помещения. Но справа меня караулили «шкряги», слева – Приап с растопыренными фаллосами, а прямо – Корнелий Тегет загораживал дорогу и размышлял вслух:
– Что общего во всех папирусах? Там нет ни слова про Корнелия Тегета…
И я не стал его в этом разубеждать. Просто подумал, что книга, которую принес мне давешний хиромант, сильно подпорчена. Утрачены целые страницы про меня, Сестерцию и других людей. Даже заглавие ободрано наполовину: «Жизнь двенадцати…». «Посланников!..» – подумал я и согласился эту книгу отреставрировать.
ехал грека через реку
«..Александру привет! Посылаю тебе зарисовку, которая накарякана под впечатлением от поездки в Грецию. Воспоминаний так много, что, может быть, сподоблюсь и на роман. Уже есть название – „Фриштык на кладбище". Готовься стать персонажем. Привет жене! Ваш…»
Краткая этнографическая справка: в Греции проживают сплошные греки. Во всяком случае, их там поразительно много. Чешские туристы кучкуются местами, как пигментные пятна на шкуре леопарда. Ухмыляясь, захожу в магазин по поводу греческих сувениров. «Чех?» – интересуется у меня продавец, «Грек?» – в ответ интересуюсь я… Продавец хохочет, и глиняные тарелки подпрыгивают на полках. «За удачную покупку!» Грек достает из-под прилавка аккуратную бутылочку и наполняет из нее два «наперстка» – «кап-кап!» Это местная виноградная водка, и называется она – «раки». «Бабушка делала!» – помирает со смеху продавец, видя, как я тяжело дышу после «бабушкиной раки».
1 2 3 4 5 6 7 8 9