Им было написано мно­го произведений, испробованы силы почти во всех жанрах, но ни одного своего сочинения композитор еще не слышал. Легко себе представить, какой восторг охватил его, когда вдруг обратили внима­ние на его оперу. Он не расставался с газетой и перечитывал заметку Прохазки столько раз, что выучил ее всю наизусть. Это ведь было первое упоминание в прессе о нем как о композиторе. А главное, там говорилось, что он - многообещаю­щий талант, о чем якобы свидетельствовала парти­тура его оперы!
Десять лет малоудачных опытов, на протяжении которых не было создано ничего, что полностью удовлетворило бы требовательного к себе автора, не поколебало веры Дворжака в свои силы, в то, что творчество есть его призвание. Но человеку всегда нужно, чтобы в него верил еще кто-то. Тогда силы его удваиваются.
Такой момент наступил в жизни Дворжака. Прижимая к сердцу заветный листок с заметкой Прохазки, он отправился в театр и подал прошение об уходе. Оркестр чешской оперы неожиданно лишился своего лучшего музыканта, первого аль­тиста Антонина Дворжака, зато пополнилась ко­горта отечественных композиторов. Во всяком слу­чае так считал Людевит Прохазка, и будущее пока­зало, что он не ошибался.
Известный музыкальный деятель, редактор газе­ты «Гудебни листы» и референт газеты «Народни листы», восторженный поклонник Сметаны, приложивший в свое время немало усилий, чтобы уско­рить его возвращение из Швеции на родину, Люде­вит Прохазка защищал и поддерживал все новое и значительное в чешском искусстве. Многие страни­цы партитуры Дворжака произвели на него сильное впечатление. В молодом музыканте он почувствовал колоссальный заряд нерастраченных творческих сил и счел необходимым сделать все возможное, чтобы эти силы не пропали даром для чешского искусства.
С этой поры в лице Прохазки Дворжак обретает активного пропагандиста своих музыкальных спо­собностей. Встречаясь в частных домах и клубах с деятелями культуры, Прохазка неизменно ста­рается обратить их внимание на Дворжака.
- Не смотрите, что он мрачноват и мало при­ветлив,- говорил он,- это самобытный талант, от которого можно многого ожидать. Забудьте, что он был альтистом. Дворжак композитор, настоящий композитор, и вы скоро в этом убедитесь.
Возможно, активная поддержка Прохазки сказа­лась и в решении Сметаны исполнить увертюру Дворжака к «Королю и угольщику» в одном из симфонических концертов вместе со своей увертю­рой к «Либуше».
Обрадованный хорошим приемом Дворжака у публики, Прохазка тогда же, после концерта 14 ап­реля 1872 года, писал в «Гудебни листы», что жи­вая, темпераментная музыка увертюры Дворжака поражает богатством полифонии и колоритностью оркестровки.
Оттяжку постановки «Короля и угольщика» Прохазка переживал, пожалуй, больше, чем Двор­жак, который умел ждать и терпеть. Не без раз­дражения он писал в октябре 1872 года: «Единст­венная из обещанных отечественных опер - «Король и угольщик» Антонина Дворжака, которую, в силу незаурядного таланта автора, все ждали с большим нетерпением, отодвинута опять на летнее время; к новинкам у нас всегда менее благосклон­ны, и это исключительно по той причине, весьма удивительной, разумеется, что будто для нас гораз­до важнее разучивать оперы зарубежных компози­торов».
Видя, что Дворжак пребывает в ожидании того счастливого времени, когда начнутся репетиции его оперы, и не знает чем заняться, Прохазка обратил внимание композитора на новый сборник стихов Элишки Красногорской и посоветовал написать не­сколько песен.
Подобно канторам, Прохазка придавал огром­ное значение возрождению чешской народной пес­ни. С этой целью он с группой таких же, как сам, энтузиастов, организовывал бесплатные музыкаль­ные вечера под лозунгом: «Будем усердно разви­вать чешскую песню». На страницах газет он рек­ламировал эти вечера и, обращаясь к отечествен­ным композиторам, призывал их изучать и попол­нять своим творчеством песенный жанр, как основу отечественной культуры.
Стихи Элишки Красногорской были настолько чешскими, что, претворяя их образы в музыке, естественно было обратиться к народным истокам. И вот в творчестве Дворжака начинается процесс очищения от чужих влияний. Он погружается в сти­хию народной чешской музыки, так хорошо знако­мую с детских лет, и уже не покидает эту богатей­шую сокровищницу.
Не сразу Дворжаку удается сбросить гипноти­ческую власть музыки Вагнера. Зародится по-сла­вянски напевная мелодия, да вдруг изломится - и наступит тревожный, нелогичный конец. Но чем больше Дворжак вчитывался в чешские стихи, тем спокойнее становилась его музыка, набирая особую силу и красоту, как речной поток, который, пройдя коварные пороги, широкой волной заливает про­сторы.
Две песни на слова Элишки Красногорской и баллада «Сирота» на слова Карла Эрбена были успешно исполнены на певческих вечерах. Прохазка писал, что они подтвердили необычайное музы­кальное и поэтическое дарование Дворжака. Ком­позитор тоже испытывал незнакомое ему до сей поры чувство удовлетворения, хотя и видел, что не все еще обстоит так, как ему бы хотелось. И Двор­жак продолжает усиленно работать в этой области, тем более что в театре дела с его оперой не двига­лись с места. Теперь уже не любовная лирика при­влекает Дворжака, как в годы создания «Кипари­сов», а тексты, насыщенные героикой и патриотиз­мом. На его столе появляются стихотворения Витезслава Галека «Наследники Белой горы» и так называемая Краледворская рукопись.
«Наследники Белой горы» воскрешали одну из страшных страниц чешской истории, когда король Фердинанд 11 в битве у Белой горы под Прагой в 1620 году нанес поражение чехам, восставшим про­тив габсбургского владычества в их стране, и по­ложил тем самым начало периоду, образно назван­ному «эпохой тьмы».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61