Сочинив несколько первых танцев, он все же не выдержал и принялся их тут же оркестровать. Вскоре все во­семь номеров (ор. 46) были готовы в клавире, не­медленно изданном у Зимрока, и в партитуре. Сле­дующие восемь номеров «Славянских танцев» (ор. 72), в которых использованы черты удалого словацкого одземка, польского национального тан­ца-шествия полонеза, южнославянского хороводно­го танца коло и других, Дворжак сочинил в 1886 году.
«Однажды я мрачно сидел, зарывшись в груду музыкальных новинок,- писал немецкий музыкаль­ный критик Луис Элерт, - глаза и душа мои боро­лись с апатией, которой мы так легко поддаемся под действием пустой, холодной, короче говоря, ни­чего не стоящей музыки, как вдруг два произведе­ния незнакомого мне до сих пор композитора зах­ватили все мое внимание: «Славянские танцы» для фортепиано в четыре руки и «Моравские песни» - тринадцать дуэтов для сопрано и альта, Ант. Двор­жака... Наконец, опять у нас появился истинный талант, притом талант совершенно самобытный. Я считаю «Славянские танцы» произведением, ко­торое обойдет весь мир с таким же успехом, как «Венгерские танцы» Брамса... Как это всегда бы­вает у великих талантов, юмор в музыке Дворжа­ка представлен в большой мере. Дворжак пишет такие веселые басовые партии, что у настоящего музыканта сердце радуется. Дуэты... также дышат чарующей свежестью. Когда я проиграл их, мне почудилось, будто я вижу красивых девушек, бросающих друг в друга душистыми цветами, на ко­торых еще сверкают капельки росы».
Заметка эта, помещенная в берлинской газете «Национальцейтунг», вызвала настоящее наступле­ние на нотные магазины. По словам самого Элерта, без преувеличения и натяжки, за один день она создала имя Дворжаку. То было начало мировой славы. В Прагу посыпались письма. Различные не­мецкие фирмы, в частности - конкурировавшая с Зимроком берлинская фирма Боте и Бок, просили композитора прислать что-нибудь для издания. Зимрок понял, что должен сражаться за Двор­жака. Он поспешил выпустить партитуру «Славян­ских танцев» и выплатил композитору за нее 300 марок.
Счастливый, торжествующий в тот день пришел Дворжак на обычную послеобеденную встречу с друзьями в кафе. Он принес пакет с деньгами и всем радостно показывал этот свой первый значи­тельный гонорар. За «Моравские дуэты» и «Сла­вянские танцы» для фортепиано Зимрок ему рань­ше ничего не уплатил. Дворжака поздравляли. Сметана, гостивший у Йозефа Срб-Дебрнова, вы­разил искреннее удовлетворение тем, что произве­дения чешских композиторов стали получать приз­нание за рубежом, но только с грустью добавил:
- Молодые господа сочинители должны были бы хотя бы показывать старому Сметане свои на­печатанные работы, если он уже не может их ус­лышать.
Дебрнову пришлось доставать партитуру. Глу­хой композитор просмотрел ее и сказал:
- Здесь Дворжак работает над темами совсем по-бетховенски.
17 ноября 1878 года пражская газета «Гудебни листы» поместила перевод статьи Элерта, а в кон-
це было добавлено сообщение, что этот самый Дворжак, «украшение нашего музыкального искус­ства, выступает сегодня перед пражской обществен­ностью на Жофине, где покажет новейшие плоды своего богатого дарования... Кто в груди своей таит хоть искру уважения к отечественному искус­ству, разумеется, придет, чтобы душевно порадо­ваться, слушая чешские сочинения, которые создал нам этот необычайный талант».
Интригующее, нестандартное объявление при­вело вечером толпы пражан на Жофинов остров. Огромный зал заполнился до отказа, и все с не­терпением ожидали пока рассядется оркестр. Появ­ление Дворжака за дирижерским пультом во фра­ке для многих было неожиданностью. Его знали как альтиста оперного оркестра, слушали с его участием камерные произведения. Он был одним из тех, кто в доме у Йозефа Срб-Дебрнова попро­бовал сыграть квартет Сметаны «Из моей жизни», «забракованный» пражским Обществом камерной музыки, и тем самым помог рассеять оскорбитель­ное для композитора представление об этом квар­тете как о вещи неисполнимой. Многократно виде­ли Дворжака в храме у органа. Но дирижером он предстал впервые.
Под его управлением оркестр Временного теат­ра исполнил две первых «Славянских рапсодии» и Серенаду для духовых инструментов. Дирижировал он скромно, не заботясь о том, чтобы выглядеть у пульта эффектно и чтобы палочка в руках описы­вала изящные линии. Но держался непринужденно, без малейшей нервозности. Движения его тела были естественны, сочетаясь с исполняемой им му­зыкой, и полны того святого вдохновения, которое помогает слушателям постичь музыку, а оркестран­тов воодушевляет на выполнение своего долга. Дирижируя, Дворжак словно становился выше ро­стом. Закончив, он повернулся к публике. Лицо его было красно. Борода взъерошена. Две глубокие поперечные морщинки у переносицы разрезали его строгий, гордый лоб, придавая лицу несколько же­сткое выражение. Но глаза сверкали одухотворен­но. На какие-то секунды он замер, как статуя возвышаясь на подиуме. Потом поклонился, и ско­вывавшее слушателей оцепенение спало. Зал разразился ликующими аплодисментами. Пражане приветствовали универсальный музыкальный та­лант - достойную смену глухому Сметане.
На ближайшем заседании «Умелецкой беседы» Дворжак был избран членом, а немного погодя -председателем ее музыкальной секции, заменив и на этом посту Сметану. В качестве арбитра Двор­жака начинают привлекать к работе различных му­зыкальных конкурсов. Его включают в жюри для определения оперы, которой откроется достраива­ющийся большой чешский Национальный театр.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61