Я подыхаю с голоду!
– Мы все голодаем! – прорычал надзиратель. – А некоторым из нас еще приходится работать, а не бездельничать целыми днями! Мы все сейчас пытаемся прожить на этих самых ЕП и нескольких каплях синтелака в день, и говорят, что и этого ненадолго хватит, если так и дальше будет продолжаться… Ну, пошли! – снова тряхнул он Блаженного Амвросия.
Блаженный А. Т. Бейли, едва дыша, лежал на нарах в состоянии священного экстаза, глаза его лихорадочно блестели.
– Е-есть! – стонал Тристрам, с трудом поднимаясь с колен. – Дайте, дайте чего-нибудь поесть!
– Я вас накормлю, – проворчал надзиратель и пообещал прямо противоположное. – Я к вам подсажу одного из тех людоедов, что были недавно арестованы, вот что я сделаю! Вот он и будет вам соседом. Он вынет у вас печень – да, вынет! – поджарит и съест!
– Все равно, – простонал Тристрам, – жареную или сырую, дайте ее мне, дайте, дайте!
– Э-эх, вы… – брезгливо усмехнулся надзиратель. – Пошли, старина! – обратился он снова к Блаженному Амвросию. В голосе его прозвучало беспокойство. – Давай-ка, вставай, будь умницей. Тебя выпускают! Домой, домой, домой! – залаял надзиратель, как собака.
Опираясь на надзирателя, весь дрожа от слабости, Блаженный Амвросий поднялся и встал на ноги.
– Quia peccavi nimis, – проговорил он дрожащим старческим голосом и неуклюже повалился на пол.
– Сдается мне, что дела ваши совсем плохи, совсем, – констатировал надзиратель.
Присев на корточки, он хмуро рассматривал Блаженного, словно кран, из которого перестала течь вода.
– Quoniam adhuc, – прошамкал Блаженный Амвросий, распластанный на плитках пола.
Тристрам, вообразив, что ему представилась возможность убежать, обрушился на тюремщика, как Пизанская башня, – так ему показалось.
– Вот ты как, вот ты как, мистер Мразь! – зарычал надзиратель.
Лежа под ними, Блаженный Амвросий стонал так же, как стонала Блаженная Маргарет Клитроу в Йорке, в 1856 году, раздавливаемая страшным грузом.
– Теперь ты получишь, что заслужил! – бешено хрипел тюремщик, придавив Тристрама коленями и молотя его кулаками.
– Ты сам на это напросился, сам, мистер Вероломство! Ты никогда отсюда живым не выйдешь, уж это точно!
Надзиратель с силой ударил Тристрама по лицу и сломал ему зубные протезы.
– Давно ты на это нарывался, давно!
Тристрам неподвижно лежал на полу, задыхаясь от отчаяния. Надзиратель, тоже тяжело дыша, поволок Блаженного Амвросия Бейли на свободу.
– Меа culpa, mea culpa, mea maxima culpa, – продолжал каяться этот расстрига, бия себя в грудь.
Глава 8
– Господи Иисусе! – воскликнул Шонни. – Мейвис! Посмотри, кто пришел! Ллуэлин, Димфна, идите сюда! Быстрее, быстрее!
В дом входил не кто иной, как отец Шекель, торговец семенами, которого много месяцев назад увели измазанные помадой и лишенные сантиментов «серые». Отец Шекель оказался человеком лет за сорок. У него была совершенно круглая стриженая голова, ярко выраженное пучеглазие и хронический ринит, вызванный опухолью с одной стороны носа. Всегда открытый рот и вытаращенные глаза придавали ему сходство с поэтом Уильямом Блейком, которому привиделись феи. Подняв правую руку, отец Шекель принялся благословлять присутствующих.
– Как вы похудели! – приветствовала его Мейвис.
– А вас пытали? – поинтересовались Ллуэлин и Димфна.
– Когда вас выпустили? – старался перекричать семью Шонни.
« – Чего бы мне больше всего сейчас хотелось, – произнес отец Шекель, – так это чего-нибудь выпить!
Он говорил невнятно и гундосил, словно его постоянно мучил насморк.
– Есть капелька сливянки, оставшаяся от родов и празднования их окончания, – ответил Шонни и бросился за вином.
– Роды? О каких это родах он говорит? – спросил отец Шекель, присаживаясь.
– О родах моей сестры, – ответила Мейвис. – Она родила близнецов на днях. Вот вам и работа есть – детей крестить, отец Шекель.
– Спасибо, Шонни.
Отец Шекель взял наполовину наполненный стакан.
– Да, – заговорил он, отхлебнув вина. – Странные какие– то у нас дела творятся, вам не кажется?
– Когда они вас выпустили? – снова спросил Шонни.
– Три дня назад. Все это время я был в Ливерпуле. Верите ли, нет, но все церковные иерархи на свободе – архиепископы, епископы – все. Мы теперь можем не маскироваться. Мы даже можем носить церковное облачение, если захотим.
– А до нас как-то никакие новости не доходят, – сказала Мейвис. – Только все болтовня, болтовня, болтовня в последнее время, призывы, призывы, пропаганда… Но зато до нас доходят слухи, правда, Шонни?
– Каннибализм. Человеческие жертвоприношения. Мы и о таких вещах слыхали, – сообщил Шонни.
– Очень хорошее вино, – похвалил сливянку отец Шекель.
– Я полагаю, в ближайшее время нужно ждать снятия запрета на виноградарство.
– А что такое «виноградарство»? – спросил Ллуэлин. – Это то же самое, что человеческое жертвоприношение?
– А вы оба можете идти обратно присматривать за Бесси,
– скомандовал Шонни. – Поцелуйте руки отцу Шекелю, перед тем как уйти!
– Копытца отца Шекеля! – хихикнула Димфна.
– Хватит безобразничать, уши надеру! – пригрозил Шонни.
– Бесси слишком долго умирает, – с детской бессердечностью проворчал Ллуэлин. – Пошли, Дим.
Они поцеловали руки у отца Шекеля и убежали, болтая на ходу.
– Что происходит – еще не совсем ясно, – проговорил отец Шекель. – Понятно только, что все очень напуганы. Ну да вы сами знаете. Папа, по-видимому, снова в Риме. Архиепископа ливерпульского я видел собственными глазами. Вы знаете, он, бедняга, каменщиком работал. Как бы там ни было, мы хранили свет на протяжении всего этого темного времени.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84