Я ничего тут плохого не видела. Говард тоже, конечно, ничего плохого не видел, он спал и вообще ничего не мог видеть, но плакал по-настоящему громко, с ревом у-у-у, бу-у-у, держа перед собой газету.
Потом Говард совсем неожиданно как-то вздохнул, положил газету, поднялся, вздыхая, и пошел прямой дорогой из комнаты, ничего не задевая и не выключая свет. Я последовала за ним, посмотрела, как он поднимается прямой дорогой по лестнице, не трогая ни одного выключателя, наплевательски оставляя свет гореть хоть всю ночь, впрочем, я выключала, идя за ним следом. Он смирно, как ягненок, вошел в нашу спальню, лег в постель и вскоре тихо засопел, предоставив мне выключать везде свет. Больше хлопот он той ночью не доставлял, но Миртл, видно, глупо перепугало все, что он уже натворил, или, скорее, поднятый им шум. Так или иначе, Миртл, должно быть, выпила таблетку или еще что-нибудь, потому что теперь вполне мирно дышала, не спала только я, что было как бы несправедливо, ведь мне завтра идти на работу, а Миртл, если бы захотела, могла валяться в постели, как леди.
Но утром Миртл поднялась вместе с нами, спустилась к завтраку в очень шикарном домашнем халате, стеганом бирюзовом, с перехваченными вверху лентой вишневыми волосами, тогда как мы с Говардом были полностью одеты, чтоб идти на работу. Говард, конечно, ничего не помнил о прошедшей ночи и казался вполне ясноглазым и отдохнувшим. Мы обычно вставали в семь, чтобы было в запасе полным-полно времени. Я всегда заранее вечером готовила обед, чтоб поставить в духовку, и на этот раз он был типа тушенки в горшке, куски мяса, лук и нарезанная картошка слоями, и, прежде чем подавать завтрак, я, чтобы не позабыть, сунула его в духовку, соответственно включив Таймср. Говард всегда верил в так называемый здоровый завтрак – яичница с беконом или с сосисками, точно так, как на ужин; на завтрак и на ужин надо есть то же самое; если подумать, довольно странно, так что стоит еще как следует поразмыслить. Я подала Говарду яичницу и два куска окорока, а мне вполне достаточно кукурузных хлопьев. У Миртл свои собственные идеи, она принесла с собой бутылку сока, выпила стакан, потом сделала себе какой-то очень тоненький тост и снизошла до чаю, приготовленного мной для нас с Говардом, но без молока и без сахара. Когда мы сели завтракать, явился почтальон и принес письмо Говарду. Он долго хмурился над конвертом, пока не остыла яичница и окорок, не распечатывая письмо и не приступая к еде.
– Ладно, – сказала я, – говори от кого.
– От телевизионщиков, – сказал Говард. И показал нам конверт с названием телекомпании роскошными буквами в верхнем левом углу. – Долго они тянули, – сказал он.
– Ох, Говард, – рассердилась я и притопнула под столом ногой, – открывай и смотри, чего там.
И тогда он открыл, прочитал очень медленно, начав завтракать и держа вилку в правой руке, точно янки. Потом передал письмо мне, не говоря ни слова, и я прочитала и поняла смысл его замечания, что они долго тянули. Ведь Говард был очень скрытным и записался на выступление в программе-викторине «Снова и снова», ох, почти год назад, и теперь наконец ему сообщали, что он будет участвовать прямо через две недели и что ему оплатят дорогу до Лондона и желают всяческих успехов.
– Ну, – сказала я, задохнувшись, – потрясающе, правда? Правда, потрясающе, Говард? Чудесно, правда, Миртл?
Миртл, конечно, не знала, чего я так разволновалась, пока я не отдала ей письмо. Она прочитала, но вовсе не разволновалась. Она как-то кисло взглянула на Говарда, как бы давая понять, что он не имел права закатывать такой устрашающий ночной спектакль, какой закатил, а потом получать не наказание, а награду; это было ведь вроде награды, – Говард был очень хорошим мужчиной все время и заслуживал какой-то такой небольшой передышки от тяжелой работы ради жены и дома, а вдобавок наверняка страдал где-то в глубине души, иначе не расхаживал бы перед нами и не рассуждал бы в ночной тиши. Я сказала с притворной сварливостью, но, разумеется, очень довольная на самом деле:
– Почему ты не сказал, Говард? Почему никогда ни словечка не проронил своей собственной жене? Просто тайком вот так вот написал, ничегошеньки не сказал.
– Ну, – сказал Говард, – не хотелось, чтобы ты считала меня дураком, что вполне возможно: шансов против участия в таком шоу гораздо больше, чем за. И я сам в самом деле немножко стыдился, что записался. Никогда раньше не делал подобных вещей.
Миртл как бы презрительно фыркнула и сказала:
– Тут написано, книги. Написано, ты будешь отвечать на вопросы про книги и про их авторов.
– Правильно. Это моя идея.
– Ну и что ты знаешь про книги?
Это была настоящая гнусность, но по понятиям Миртл, книги хороши для мужчин типа Майкла, работавшего в магазине пишущих машинок, и совсем не годятся для продавцов подержанных автомобилей. И правда, у нас дома книжек было немного, тогда как Миртл со своим мужем принадлежали к какому-то Книжному Клубу, который ежемесячно или вроде того присылает вам книжки, хотите вы их читать или нет. Но Говард ходил порой в местную библиотеку, только я никогда не знала, какие он книжки читает, так как мне в школе никогда не прививали какого-нибудь особенного интереса к книгам. Видно было, что Миртл изо всех сил завидует появлению Говарда на ТВ, где она сама могла бы появиться во всем своем блеске, с низким вырезом на груди, с хлопающими ресницами, только, конечно, вишневых волос не было б видно, ведь ТВ оставалось пока черно-белым. В любом случае, ей бы надо самой написать на ТВ – правда? – как сделал Говард, но на шоу-викторину у нее мозгов не хватало (нет, глупо так говорить, видя, что за люди участвуют в этих шоу).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59