Незадолго перед заключительными фразами появился фотокорреспондент Хассерт и положил передо мной еще мокрые снимки. Я выбрал ту картинку, где на улыбающегося Рекса Гильдо практически легла до крайности разгоряченная девушка, абсолютный верняк, сказал бы Хердеген, не фото, а конфетка, читатели с ходу залипнут. На одном из фото я сам попал в кадр, меня было видно на заднем плане. Я воспользовался своим положением и купил эту фотографию, правда, для того, чтобы чуть позже уничтожить ее. Я подождал, пока Хассерт ушел, разорвал фотографию на мелкие кусочки и тут же выбросил их в мусорную корзину. Я еще возился с подписью под иллюстрацией, когда вошла уборщица и принялась за уборку помещения, что в этот вечер было для меня очень кстати. Я мог собственными глазами видеть, как была опустошена мусорная корзина в кабинете и как кануло в небытие свидетельство моего соприкосновения с миром Рекса Гильдо. Через десять минут я принес дежурному по номеру свою статью, отобранную фотографию и подпись к ней.
Вскоре после восьми я покинул редакцию. Мне очень хотелось поговорить с Линдой, и я решил пойти в «Зеленое дерево». В последние дни наступило настоящее лето. Из открытых окон подвалов доносился затхлый запах нежилых помещений. Свистящий полет проносившихся ласточек действовал умиротворяюще. На половине пути меня застал короткий теплый дождь. Женщины и дети попрятались под козырьки над входами. Я присоединился к ним и стал наблюдать за маленькими красными жучками, которые всегда появляются в начале лета. В огромных количествах ползали они по стенам домов и исчезали потом в небольших кучках мусора или старых листьев. Ребенком я одно время думал, что капли дождя падают только на задний двор. Молоденькая девушка несла свои туфельки в руке и шла босиком по теплым плиткам тротуара. К окну наверху все время подходила женщина и смотрела, долго ли еще будет идти дождь. Я впервые подумал, а не поискать ли мне для себя маленькую квартирку. Мои побочные заработки позволяли уже строить такие планы. Но с другой стороны, я опасался, что мои родители почувствуют себя обиженными, если я брошу их. Я не говорил им, что мои дополнительные доходы давно уже' сделали несущественной для меня так называемую зарплату ученика. В доме напротив прохудилась водосточная труба, вода лила сверху на улицу как из ведра. Двое ребятишек разделись догола и с визгами подставляли свои тельца под обрушивающиеся на них потоки дождя. Меня немного угнетала та рецензия, которую я написал на фильм. Положительные рецензии на него появились и в других газетах. Я случайно видел в эти дни очереди, выстраивающиеся в кассу кинотеатра. Молодые девушки, пенсионеры, домашние хозяйки, школьники, возвращающиеся с работы люди – все хотели видеть кривлянья Петера Александера. Наплыв публики оставался для меня загадкой. Очевидно, существовало нечто вроде корпорации глупости – не очень умные люди читали глупые рецензии и смотрели потом глупые фильмы. С некоторых пор я играл в этой корпорации ведущую роль. Но возможно, многие добровольцы из этой корпорации не были на самом деле глупыми, а только играли в эту игру, потому что им тоже хотелось пополнить гигантскую долю прироста народной глупости, побыть немного простачками из народа. А может, и вообще никто из них не был глупым? Просто все с удовольствием развлекались, наслаждались веселым упрощением жизни, недоступным мне в силу моего внутреннего аскетизма и умственной строгости? Я стоял и обдумывал ситуацию, пока не утих дождь, но так и не пробился к приемлемой (убедительной для себя) истине. В утешение я посмотрел на маленьких красных жучков, искавших спасение от воды в подворотне.
В «Зеленом дереве» людей было битком. Я протиснулся сквозь спертый воздух и принялся искать Линду. Я кивнул Кальтенмайеру и Шубе, а когда протолкался к Киндсфогелю, он сказал мне шепотом: «Линды здесь нет! Опять она у своего моряка!» Киндсфогель смотрел мне в глаза сверлящим взглядом. Вероятно, он хотел увидеть в них следы ревности. «А когда она вернется?» – спросил я. «Будет здесь в понедельник», – ответил Киндсфогель. Мне хотелось спросить, известно ли Киндсфогелю чуть больше про Линду, но я сдержался. Подходить к Шубе и Кальтенмайеру мне не хотелось. Впервые я испытал неприязнь к людям, которые говорили про свои ненаписанные стихи и романы. Хотя, конечно, может, это было и не так важно, появятся ли когда эти заявленные романы и сборники стихов. Хуже было, когда вообще нечего было заявить. Мне недоставало Линды. Без нее в этом заведении мне нечего было делать. Открылась дверь, вошел совсем чужой здесь человек. Он был маленького роста, полноватый, держал под мышкой какой-то большой длинный сверток. Сверток оказался ковром, этот человек хотел его здесь продать. Он ходил от стола к столу и показывал ковер, раскатав сверток с краю. Ковер был тяжелый, неясного происхождения и неопределенного качества. Кое-кто из гостей щупал его и делал знак, означавший: иди дальше. С каждым, кто щупал ковер, мужчина хотел вступить в разговор. Я стал обдумывать, а не купить ли мне этот ковер. Если я в ближайшем будущем сниму квартиру, так у меня уже будет ковер. Но я не имел ни малейшего представления, как будет обставлена и вообще как будет выглядеть та квартира, что предназначена для меня. Я совсем забыл в этот момент, что у нас с Гудрун общая сберегательная книжка и что мы оба уже несколько раз говорили о том, как будет выглядеть наша квартира. Поэт Шубе сразу отправил продавца вместе с ковром куда подальше. Полусгорбленный, полузамученный на вид мужчина вызывал у меня боль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47