– Со мной только что разговаривал сам Господь! – сообщил он и в следующую секунду ввел в действие свой саксофоноподобный голос. – Господь воззвал ко мне в этой вот гостиной!
– Как это неучтиво с его стороны! Это, в конце концов, мой дом, мог бы и мне сказать что-нибудь!
– Пэтси!
– А ты, Верлин, слышал Господа Бога? Клянусь, если бы я знала, что Отец Небесный заглянет к нам, я бы вытряхнула наши благословенные пепельницы.
– Пэтси! – в унисон воскликнули Верлин и Бадди.
– Простите. У меня и в мыслях нет насмехаться. Просто это… весьма необычно. – Пэтси посмотрела на Верлина, надеясь, что он поддержит ее, однако тот был запечатан так же крепко, как прямоугольные коробки с сухими завтраками, на которые были ужасно похожи прямоугольные лоскутки на Равнинах. Пэтси сочла себя вправе вернуться к прежнему язвительному тону. – И что же Господь сказал тебе, Бадди? – Интерес ее был неподдельным. Искренне неподдельным.
– Храм, – коротко и непонятно ответил Бадди. – Бог сказал мне что-то там о восстановлении Храма. – Прозвучало это объяснение так, будто преподобный не слишком хорошо расслышал слова Господа.
– Восстановление какого Храма?
Бадди неожиданно вскочил с кресла.
– Сколько сейчас времени?
– Где-то четверть девятого, – ответил Верлин.
– М-м-м. Уже слишком поздно. – Бадди едва ли не с нежностью провел рукой по своим вулканическим прыщам, густо усеивавшим его подбородок. – Первое, что я сделаю завтра утром, – объявил он, – это позвоню по телефону какому-нибудь еврею.
* * *
Жестянка Бобов серьезно опасался(ась), что после того, как Эллен Черри вышла замуж за лысеющего прожигателя жизни по имени Бумер Петуэй, его(ее), не дай Бог, без всяких вскроют, опустошат и вместе с другими пустыми консервными банками привяжут к заднему бамперу автомобиля новобрачных. И когда машина будет ехать по улице, за ней будет тянуться длинный шлейф бумажных флажков, лент, надутых презервативов и выжатого содержимого тюбиков с кремом для бритья. При этом пустые жестянки в самом его хвосте, ударяясь об асфальт, будут цокать и дребезжать, оповещая своим вульгарным грохотом всех и каждого о том, что пассажиры, робея и нервничая, следуют от алтаря к супружескому ложу.
Как оказалось, свадебный автомобиль Эллен Черри имел вид жареной индейки на колесах, но ни у кого из подруг-официанток – которые сначала всплакнули, потом напились, потом опять всплакнули – рука не поднялась разукрасить соответствующим образом столь необычную машину. Индейкомобиль никак не подходил для подобной цели.
– А что, если попробовать клюквенный соус? – предложила одна из официанток.
– Сколько ж, интересно, его понадобится? – возразила другая.
– И как мы его используем? – добавила третья.
– И где мы его в таком количестве возьмем? – полюбопытствовала четвертая.
– И вообще, какое отношение клюквенный соус имеет к будущему мужу, с которого потом еще сдувай пылинки всю жизнь? – спросила пятая.
В конечном итоге подруги даже пальцем не прикоснулись к моторизованной индейке. Скорее всего индейка была завершенным предложением, в том числе и в грамматическом смысле. Предложением, к которому было невозможно добавить ни придаточное, ни еще какую-нибудь фразу. А может, она просто была единственной в своем роде, удивительной и ни на что не похожей.
Итак, Жестянка размышлял(а) о том, хотелось бы ему(ей) оказаться в роли участника(цы) такого пустозвонно-веселого свадебного кортежа. Сумей он(а) при помощи мистера Посоха добраться до какой-нибудь придорожной церкви, лежать ему(ей) сейчас неподвижно в церковном дворике, пустому(ой), без единой капельки соуса, пока кто-нибудь из подруг невесты не подобрал бы его(ей) и не привязал к заднему бамперу свадебного автомобиля, и под звон и дребезжание, возвещавшие миру о том, что «Мы теперь муж и жена!», он(а) навсегда закончил(а) бы свою карьеру – если не в лучах славы, то по крайней мере в качестве участника традиционного ритуала, веселого и шумного. Насколько приятнее это бы было, нежели остаться лежать на груде камней, став поживой для дикобразов, на которую с высоты писают птицы небесные.
Однако погодите. С чего это ему(ей) предаваться столь мрачным фантазиям? До заката оставалась еще пара часов. Солнце с прежней термоядерной небрежностью жизнерадостно превращало водород в гелий со скоростью четыре миллиона двести тысяч тонн в секунду, а в это время внутри нагретой солнцем консервной банки бобы предавались радостным воспоминаниям о фотосинтезе, который сделал возможным их появление на свет. Более того, Раковина продолжила свое повествование. Жестянка отмел(а) прочь ощущение своей неминуемой гибели и весь(вся) обратилась в слух.
* * *
Бумер вознамерился осушить шампанское прямо из горлышка, чем, надо сказать, оскорбил в лучших чувствах свою молодую жену. Будучи южанкой, Эллен Черри отличалась хорошими манерами.
Она вернулась в кухонный отсек и принесла оттуда пару стаканов. Это были стаканы для питьевой воды, но все-таки лучше, чем ничего.
– Дорогой, – сказала она, – я где-то потеряла мою ложечку.
– Разве ты собиралась пить шампанское из ложечки?
– Ценю твой юмор, но нет, боюсь, что не получится.
– Значит, ты собиралась есть этой ложечкой попкорн. Типичная привычка янки; не иначе, как ты подцепила ее в Сиэтле.
– Замолчи, Бумер, – оборвала его Эллен Черри. Киносеанс начался. На экране появились какие-то люди в обезьяньих нарядах и принялись кривляться вокруг огромной скульптуры в виде сладкого батончика. На какой-то миг Эллен Черри показалось, будто это безумная версия рекламы шоколада.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186