Комиссар по культуре? Гражданская война, скорее всего, давно уже была бы выиграна, если бы не мешали большевики: военные комиссары, политические комиссары, комиссары по культуре, чертов Троцкий во главе армии. Шишко убрал с лица злобный оскал, когда Астапов заговорил.
— Вы кого-нибудь захватили в плен? — ядовитейшим тоном спросил он у заместителя Шишко. — Хоть одного заложника взяли?
— Нет еще, товарищ комиссар, — ответил Никитин. — Но это дело нехитрое.
Астапов опять взглянул под гору, на местность, и в глазах у него прояснилось. Он понял, что смотрит на противоположный берег реки, где на другом холме, поросшем зеленой травой, вокруг белокаменных стен рассыпалась кучка домиков. Внутри стен виднелись какие-то церковные сооружения: колокольня, купол — словно маяк, тускло светящий в дымке. Почему-то раньше Астапов всего этого не замечал.
— Что там за церковь?
— Святого Святослава Грязского, — ответил Никитин. — Это монастырь.
На карте никакого монастыря не было. От этих карт, напечатанных много лет назад для царской армии, вреда было больше, чем пользы. Не удивительно, что германская армия побила русскую.
— Там есть какое-то церковное начальство? — спросил он у Никитина.
— Какой-то протоиерей, как его там, не то Никон, не то Кузьма. Монахи, еще какие-нибудь попы, должно быть.
— Они оказывали сопротивление?
— Нет. Мы их вообще не видели. Может, укрыли у себя каких-нибудь женщин и детей, но это всё.
Товарищ Астапов поднес к глазам бинокль и принялся разглядывать монастырь. Тот был в плохом состоянии, стена частично обрушилась, но кто-то ухаживал за лугом вокруг стены — зеленая и пышная трава не вязалась с запущенными, обшарпанными строениями. Монастырь казался необитаемым. Из труб не шел дым: ни в самом монастыре, ни в окрестных домах.
— Это уже много, — сказал Астапов. — Если они кого-то укрыли, это имеет большое символическое значение. Это придает особый статус зданиям и окрестной территории. Этим шагом Церковь как бы отгораживается от революции.
Церковь с самого начала отгораживалась от революции. Московский патриарх призвал «верных чад Православной Церкви Христовой… не вступать с таковыми извергами рода человеческого в какое-либо общение». Большевики ответили конфискацией церковного имущества и запрещением организованного религиозного обучения. В государственных газетах церковников именовали «черными воронами» и «сволочью». В отчаянной борьбе за хлебные области — южные и восточные губернии — вера служила оплотом для крестьян. Местное духовенство выступало против конфискации земли и продовольствия; религиозные власти организовывали сопротивление. Провинция была взбудоражена слухами о новом явлении Стеньки Разина и Емельяна Пугачева, вождей крестьянских восстаний в XpII и XpIII веках. Свирепствовал голод, а большевики обещали победу в «битве за хлеб». Церковь поощряла веру в то, что скоро наступит крестьянский рай без большевиков.
— Мы возьмем этого Святослава в полчаса, — бодро сказал Никитин. — И будем там квартировать сегодня ночью.
Произнося эту фразу, Никитин, в знак уважения к официальной субординации, повернулся к Шишко, но не двинул ногами, так что тело его все еще как бы смотрело на комиссара. Достоинства его предложения были очевидны. Хотя монастырь стоял на возвышении, с колокольней, и занимал хорошую оборонительную позицию, красные могли пустить в ход артиллерию. И в монастыре будет гораздо удобнее ночевать, чем в перебудораженной деревне.
— У нас нет приказа атаковать монастырь, — резко ответил Шишко, не желая слишком быстро соглашаться с Астаповым. — Его даже нет на карте.
— Монастырь может оказаться полезен для просвещения и пропаганды, — осторожно сказал Астапов.
Командир немедленно оскорбился:
— Я тут определяю стратегию. Я не собираюсь тратить боеприпасы и рисковать людьми ради церкви. Нам нужно подавить сопротивление Грязи до прибытия продотрядов. Это приказ.
— Вы жалеете монастырь?
— Он может подождать.
— Монастырь — ключ к замку?, — сказал Астапов, почти про себя. Уже несколько месяцев он наблюдал, как красные захватывают одну озлобленную, раздавленную деревню за другой. Крестьяне выжидали своего часа, терпели одного захватчика, пока ему на смену не пришел другой.
— Эти люди не понимают, в чем состоят их интересы — их классовые интересы, — пока их дурят попы, пока их опутывают суеверия. Наш долг — освободить их.
— А мой долг — выполнять приказы, — буркнул командир.
— Товарищ командир, дайте мне лошадь, пожалуйста. Я оставлю машину тут. Пусть они видят, что я не вооружен. Никитин, ты тоже иди, да винтовку оставь.
Шишко заметил, что его заместитель послушался команды Астапова напрямую, словно Астапов был командиром. Такое нахальство штатского противоречило всем принципам военной дисциплины, и даже инструкциям собственно Военного комиссариата. Бездумно, вдохновленный злостью, Шишко положил руку на кобуру. Может, еще до исхода дня кое-кто получит пулю в спину.
Два
Она редко пыталась вспомнить свое раннее детство и почти не думала о прошлом, даже о вчерашнем дне. Навсегда останется неизвестным, при каких обстоятельствах Елена Богданова оказалась в приюте Христа Спасителя для девочек, в Москве, на Пресне. Она не помнила ни своей семьи, ни священника, который крестил ее и по приютскому обычаю дал ей фамилию. Монахини воспитывали ее с любовью, взрастили в ней чувство благоговейной беззащитности, и ко времени вступления Елены в отроческий возраст никто не сомневался, что она тоже предназначена к монашеской стезе. Все эти годы война и голод волнами бились о серые стены приюта, который соседствовал с беспокойной, часто бастующей пекарней.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82