Однако, сорвавшись поначалу на крик, Камилла присмирела и не подлила ни капли масла в огонь. Ален решил набраться терпения:
– Скажи-ка малыш… Что? Нельзя называть тебя малышом? Скажи, если бы это была не Саха, а другая кошка, ты стала бы более терпимой?
– Конечно, – очень быстро ответила она. – Ведь ты не любил бы её так, как эту.
– Верно, – подтвердил Ален расчётливо-беспристрастно.
– Да ты и женщину не любил бы так! – продолжала Камилла, начиная горячиться.
– Тоже верно, – согласился Ален.
– Ты вообще не похож на любителей животных… Вот Патрик, тот любит их: обхватывает здоровенных псов за шею, валяет их по земле, мяукает, дразня кошек, пересвистывается с птицами…
– Ну что ж, он не из привередливых, – заметил Ален.
– Ты не такой, ты любишь Саху…
– Я никогда не скрывал это от тебя, но и не лгал, говоря, что Саха не соперница тебе…
Он умолк и опустил веки над своей тайной – тайной чистоты.
– Соперница сопернице рознь, – язвительно заметила Камилла.
Краска залила вдруг её лицо, она пошла на Алена, пьянея от внезапного гнева.
– Я видела вас! – выкрикнула она. – Когда ты ночуешь на своём диванчике. Так вот, утром, ещё затемно, я видела вас вдвоём…
Она вытянула дрожащую руку к террасе.
– Вы сидели там… и даже не слышали меня! Вот так сидели, щека к щеке!..
Она подошла к окну, отдышалась, вернулась к Алену.
– По совести, это ты должен мне сказать, есть ли у меня причины не любить эту кошку и страдать.
Ален так долго молчал, что она вновь вспылила:
– Говори же! Скажи что-нибудь! Это становится невыносимо… Чего ты ждёшь?
– Продолжения. Выскажись до конца.
Ален медленно встал, наклонился над женой и тихо спросил, указывая на балконную дверь:
– Ведь это ты, да? Ты её сбросила?
Камилла проворно отбежала за кровать, но отрицать не стала. Нечто похожее на улыбку появилось на лице Алена, когда она отпрыгнула от него, и он проговорил задумчиво:
– Ты столкнула её. Я верно почувствовал, что ты бесповоротно изменила наши отношения. Ты сбросила её… Она обломала когти, цепляясь за стену дома…
Он поник головой, мысленно представив себе эту картину.
– Да, но как ты её сбросила? Схватила за шиворот? Воспользовалась тем, что она уснула на бортике? Готовилась заранее? Она отбивалась?
Он поднял голову, посмотрел на руки Камиллы.
– Нет, царапин не видно. А как она тебя изобличила, когда я заставил тебя дотронуться до неё!.. Она была великолепна…
Отведя взгляд, он посмотрел на ночь, на звёздную пыль, на вершины трёх тополей, на которые падал свет из их окон.
– Что же, я ухожу, – кратко объявил он.
– Но послушай… Послушай… – прошептала Камилла с неистовой мольбой в голосе.
Тем не менее она не пыталась помешать ему, когда он вышел из комнаты. Он хлопал дверцами шкафов, разговаривал с кошкой в ванной. По изменившемуся звуку шагов она поняла, что Ален обулся для выхода в город, и невольно взглянула на часы. Он снова вошёл, неся Саху в пузатой корзине, с которой госпожа Бюк ходила в магазин. Наспех одетый, непричёсанный, с шейным платком, он, казалось, возвращался с любовного свидания. Слёзы подступили к глазам Камиллы, но, услышав, как в корзине заворочалась Саха, она стиснула губы.
– Ну вот, я ухожу, – повторил Ален.
Он опустил глаза, приподнял корзину и расчётливо-жестоко поправился:
– Мы уходим.
Он приладил плотнее сплетённую из лозы крышку, пояснил:
– Ничего другого на кухне не нашёл.
– Ты идешь к своим? – спросила Камилла, стараясь говорить так же спокойно, как Ален.
– Естественно.
– А ты… Я могу видеть тебя в ближайшие дни?
– Конечно.
От неожиданности самообладание едва не оставило её. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не оправдываться, не плакать.
– Ты останешься здесь на ночь одна? – спросил Ален. – Не будешь бояться? Если ты настаиваешь, я останусь, но…
Он повернул голову в сторону террасы.
– …но, если откровенно, мне не хотелось бы… Как ты объяснишь своим?
Оскорблённая тем, что он уже отослал её к родителям, Камилла вздёрнула голову.
– Я не обязана давать им отчёт. Я полагаю, это касается меня одной. Не испытываю особого желания выслушивать советы домашних.
– Совершенно с тобой согласен… на какое-то время.
– К тому же мы можем решить всё завтра…
Он поднял незанятую руку, не допуская возможности какого-либо «завтра».
– Нет. «Завтра» не будет. Сегодня нет «завтра». Он обернулся на пороге.
– В ванной я оставил свой ключ и деньги, которые мы держим здесь…
Она иронически перебила его:
– А почему не ящик консервов и компас?
Она храбрилась и глядела вызывающе, упёршись рукою в бок, высоко держа голову на красивой шее, «Так сказать, силой не держим», – подумал Ален. Он хотел было ответить каким-нибудь модным зубоскальством того же пошиба, стряхнуть волосы на лоб, окинуть её презрительным взглядом сквозь ресницы, не задерживающимся ни на чём другом, но отказался от этой игры, несовместимой с продовольственной корзиной, ограничившись неопределённым кивком на прощание.
Она не переменила своей вызывающе-картинной позы. Уже уходя, он увидел то, чего не заметил вблизи: круги под глазами и испарину, выступившую на висках и гладкой шее.
Выйдя из подъезда, он привычно перешёл на другую сторону улицы с ключом от гаража в руке. «Нет, этого я сделать не могу», – подумал он, поворачивая к шоссе, до которого было довольно далеко и где по ночам рыскали в поисках клиентов такси. Саха несколько раз мяукнула, он успокоил её голосом. «Этого я сделать не могу, хотя было бы несравненно удобнее воспользоваться машиной. Выбраться ночью из Нёйи – чистое безумие». Он надеялся обрести блаженный покой, но удивительное дело:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30