– Ну так?
– Нет, ты только вообрази: она из-под него вылезает, а он лежит чурбан чурбаном, мертвее не бывает. – Милт сделал эффектную паузу. – И член у него при этом торчит, что твой шомпол, как указка, в потолок направленная.
– Как это может быть?
– А надувной он был, член-то его.
– В жизни такого не слыхал.
– А пора бы, ты уж не молоденький да юбочник к тому же, как выяснилось. Короче, директор тот был полный импотент, и ему поставили такую трубочку, которую можно накачивать воздухом. Только дама никак не могла сообразить, где клапан находится.
– Ну, и как она с этим справилась?
– У нее хватило ума позвонить мне. Приезжаю я, мы вместе его одеваем, только вот дела, член как торчал, так и торчит чуть не до потолка, прямо через ширинку направление указывает.
– И не опускается?
– Нет, я ведь тоже клапан этот проклятый никак не найду.
– Ни хрена себе.
– Да уж понятно. Пришлось его в «Сент-Джозеф» оттарабанить, а там сестра Кларита живо с этим разобралась.
– Монашка?
– Да вот представь себе. Поумнее нас оказалась.
Тут уж расхохотался Бен. Ничего, вечер получился славный, хоть и неважно начался.
В гримерной Мэдисон-сквер-гарден Дон Арнольд пытался затянуть корсет на раздавшемся от пива животе. Все как у Элвиса на вершине его карьеры, ему ведь тоже говорили: «Ты король, надо тебе и выглядеть по-королевски», – только без толку были такие советы, известно ведь, как все печально кончилось. Тысяч по двадцать фанатов на его концерты приходили, и каждый видел, как у него всюду свисает сало из-под затянутых ремней.
– Отлично, Дон, осталось еще хомут надеть, и полный порядок, – произнес Джо, комический актер, выступавший в начале программы, который подгримировывался у себя в углу.
Костюмеры и парикмахеры сдержались, ожидая, как отреагирует Дон, потом засмеялись.
– А что тут такого смешного, милый? – Доуни, то есть миссис Дон Арнольд, вплыла в уборную, клюнув мужа в щечку. Он провел толстой рукой по ее попке. – Ну, ну, милый, – успокоила она его, добавив громким шепотом: – Потом, непременно потом, не при всех же.
Странная это была пара: он, выходец из семьи бедняков, живших в штате, где еще помнили о рабовладении, все никак не свыкнется с мыслью, что стал суперзвездой, а она, девушка из высшего общества, имевшая среди дальних родственников Рокфеллеров и Асторов, с трудом пробивалась в мире кино, пуская в ход все: собственные острые локти, славу имени, которое ей дал муж.
– Привет, Сэм. – Агенту Дона была послана царственная улыбка, а на Джо она подчеркнуто не обратила ни малейшего внимания, тем более что он собрался уходить.
– Ну, тебе пора, сделай так, чтобы они из себя вышли, – напутствовала она Дона.
– А хочешь, я потом еще добавлю, раскалятся, как будто их из домны вынули, – отозвался в дверях комик. Повернулся к Доуни, махнул рукой: – Приятного вечера, миссис Арнольд.
Она, разглядывая собственную помаду в зеркале, словно его и не расслышала.
– Тебе что, два слова ему сказать трудно? – спросил Дон, повернувшись к Доуни так резко, что поехала вбок линия, тщательно нанесенная ему гримером на левое веко.
– Разве я что-то грубое ему говорю?
– Ты вообще ничего ему в жизни не говоришь, не нравится он тебе, что ли?
– Нет, не нравится.
– А вот мне нравится, и артист он хороший.
– Ну и хорошо, если так, – бесстрастно резюмировала Доуни. Пошла к ванной. – Слушай, родной, я что-то прямо заливаюсь потом. Можно я у тебя по-быстрому душ приму?
– На площадке пришлось сегодня вкалывать, а?
– Надо было доснять этот эпизод на Центральном вокзале… И так, говорят, затянули, неудобства создаем для пассажиров.
– Значит, продвигается твоя картина?
– Материал смотрели недавно, говорят, потрясающе.
– А бывает так, чтобы материал не потрясающий получался? – усмехнулся Сэм.
Доуни, игнорируя это замечание, скрылась в ванной, откуда вскоре послышался шум включенного душа.
Сэм усилил звук на внутреннем радио, разговоры в гримерной теперь были почти не слышны, все перекрывал голос Джо, транслируемый со сцены: «Значит, приезжает папа к нам в Нью-Йорк и подают ему здоровенный белый лимузин…»
Дон изумился:
– Неужели он этот анекдот рассказывает, как сто лет назад?
– Конечно, и, как сто лет назад, хохочут до слез, – ответил Сэм. – Кстати, в пятницу я пригласил на программу Милта Шульца с женой.
– А кто это?
– Важный человек в нашем агентстве, утрясает неприятности, если что-то такое произойдет с клиентами на Востоке.
Костюмер подал Дону его расшитую блестками куртку.
– Милая! – крикнул Дон в направлении ванной, где шум воды прекратился. – Увидимся сразу после концерта, хорошо?
– Минуточку, – высунулась Доуни в тонкой простыне, облепившей ее влажное тело. Обняла его за шею, шепнула: – Когда будешь петь «Весь горю от страсти», вспомни обо мне, пожалуйста.
Прижалась к нему всем телом и добавила, заигрывая:
– А за это потом будет все, как ты любишь.
– Обязательно, детка, обязательно, – растаял Дон. Она отпустила его.
– Дон, скажи им, чтобы уходили, мне хочется отдохнуть с полчасика.
– Все слышали? Выметайтесь, – сказал Дон, и к выходу за ним потянулись костюмер, гример, потом и агент.
Двери закрылись, Доуни потушила свет и прямо в простыне плюхнулась на кушетку.
По внутреннему радио был слышен голос Джо: «А теперь, леди и джентельмены, вот тот, кого вы с нетерпением ждали весь этот чудесный вечер, вот он, наш несравненный и единственный… – голос его напрягся, перекрывая рев зала, – Джо Арнольд!»
Доуни вздохнула. Из приоткрывшейся двери ванной в темную комнату проникал луч света. Она сбросила простыню, оставшись в чем мать родила, тело ее подрагивало в ритм первой песни Дона:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97