Беспечное пение птиц, доносившееся в комнату умершей из еще покрытого утренней росой сада через широко распахнутую на террасу дверь, вдруг показалось неуместно громким.
Заключение врача Института судебной медицины определило дальнейшие действия группы по расследованию дел об убийстве. Их надежда, что фрау Кайзер сама лишила себя жизни и им здесь делать нечего, растаяла как туман. Все поняли, что на уик-энд им придется напряженно работать.
Инспектор полиции Крамер с трудом подавил вздох.
Только старый домашний врач все еще не хотел сдаваться.
– Убийство? – повторил господин Кобленц. – Коллега, как вы можете так уверенно говорить об этом?
– Согласен, в профессиональном отношении я выразился не совсем корректно. – Эксперт Михаэль Штурм выпрямился и, как бы извиняясь, улыбнулся, однако выражение его ясных глаз осталось серьезным, а лицо как будто бы сразу повзрослело от внезапно навалившейся на него ответственности. – Мне следовало бы сказать – насильственная смерть.
Он опять склонился над телом, откинул в сторону пропитанную кровью кашемировую шаль и установил, что на коже отсутствуют те пробные поверхностные порезы, столь характерные, как его учили, для самоубийства.
– Суицид исключается, – заявил он твердым голосом.
Он четко представлял, как было осуществлено преступление – глубокая рана на шее, с перерезанной наружной сонной артерией.
– Пожалуйста, обдумайте хорошенько свои слова! – предостерег его господин Кобленц. – Я врачую семью Кайзеров уже много лет, это высокоуважаемые люди, такой скандал…
– Ну-ну, дорогой доктор, – вмешался инспектор криминальной полиции, – вы так ставите вопрос, как будто убийство может произойти только среди сомнительных личностей!
– Но вы же видите по выражению ее лица… по положению тела, что она даже не пыталась сопротивляться! – отстаивал свою точку зрения врач. – Если это насильственная смерть, то тогда, значит, убийца был ей знаком… – Он огляделся в просторной комнате. – На ограбление не похоже и поэтому…
– Дорогой доктор, – обратился к нему инспектор криминальной полиции, – вы забегаете далеко вперед, предвосхищая расследование. Кто ее убил и почему, это нам еще только предстоит выяснить. В данный момент важно только, что она не сделала этого сама, а это судебно-медицинский эксперт Штурм дал нам недвусмысленно понять. – Он деликатно стал теснить домашнего врача, стараясь выдворить его из комнаты.
Господин Кобленц продолжал настаивать на своем.
– Умоляю, не торопитесь с выводами, здесь не должно быть ошибок, – бормотал он, – не слишком ли молод мой коллега? Не следовало бы в данном случае профессору самому…
– Не беспокойтесь! Эксперт Штурм – добросовестный и старательный человек, он хорошо знает свое дело. Не задерживайтесь, доктор, нам надо работать! До свидания! – Инспектор Крамер энергично захлопнул дверь за доктором Кобленцем и позволил себе наконец-то свободно вздохнуть. – Некоторые люди, похоже, считают, что мы выдумываем преступления, чтобы иметь работу. Как будто нам не может прийти в голову что-нибудь получше.
– Особенно в такой день, – поддакнул ему Михаэль Штурм и с тоской посмотрел поверх неподвижного тела в сад с цветущими розами.
Но отвлекся он всего лишь на мгновение, затем вновь склонился над трупом.
– Вот, смотрите, наверняка это орудие убийства, – сказал Михаэль Штурм и высоко поднял лезвие безопасной бритвы, лежавшее на груди убитой в лужице свернувшейся крови. – Вряд ли удастся найти следы, но, тем не менее, взять его надо.
Один из полицейских протянул раскрытый пластиковый пакет, и Михаэль Штурм бросил туда лезвие.
– Значит, это было лезвие, – задумчиво сказал инспектор криминальной полиции и сдвинул шляпу на затылок, – для этого нужно кое-что еще. Преступник обладал недюжинной силой… так?
– Не обязательно, если лезвие было достаточно острым, а я полагаю, что именно из этого и следует исходить. Оружие настолько маленькое, что можно пронести его абсолютно незаметно. – Михаэль Штурм достал из своей сумки лупу и осмотрел правую руку покойной.
– Никаких порезов, – сказал он. – Жаль, что не могу показать этого тому недоверчивому старому господину.
Крамер кивнул.
– Невозможно сделать такой глубокий разрез острым лезвием, не поранившись самому.
– Во всяком случае, без перчаток. – Штурм снял с руки убитой два длинных белых волоса. – Пожалуйста, еще один пакет.
– Если бы они навели нас хоть на какой-нибудь след, – сказал инспектор скептически. – Это было бы слишком хорошо, чтобы поверить в это.
– Как знать. Они, конечно, могут быть и с этой шкуры. Пришлите мне ее тоже в Институт. – Он указал на шкуру степной овцы, наполовину выглядывавшую из-под кровати, и стал рассматривать в лупу левую руку покойной. – Ничего. – Он поднял глаза на инспектора.
– Можете ли вы нам сказать, когда она была убита?
– Попробую. – Штурм поднял руки убитой – они уже одеревенели, ноги еще сгибались.
– Ну?
– Минуточку. – Михаэль Штурм перевернул тело на бок, задрал ночную рубашку и обследовал спину – кожа приобрела равномерный фиолетовый оттенок.
– Примерно восемь-девять часов назад, – сказал он, – точнее можно будет определить только при вскрытии. Но пока приблизительно так. Распорядитесь найти остатки пищи. Если необходимо, пусть выскребут из мусорного ведра. И еще спросите сиделку, что ела умершая вчера вечером. – Он смутился. – Зачем я вам все это говорю? Вы сами знаете, что надо делать. – Он снял резиновые перчатки.
На бледном, резко очерченном лице инспектора Крамера застыло бесстрастное выражение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58