Тогда, узнав достоверно, что владыки и митрополит сделали то тайно, без ведома патриархов, низшего духовенства и всех православных христиан, мы, все православное виленское духовенство, протестовали пред Богом и всем христианским народом, как в книгах наших духовных, так и во всех урядах светских, что мы о таком отступлении от наших святейших патриархов не мыслили, и не знали, и на то не соизволяли, и обязуемся непоколебимо стоять при всем благочестии святой Восточной соборной Церкви. Извещая об этом Вашу милость, мы просим тебя быть вместе с иными многими православными защитником и поборником нашей благочестивой веры". Нельзя здесь не отдать чести тогдашним православным священникам литовской столицы и во главе их достойному отцу протопопу Ивану Парфеновичу. Все они уже перенесли за свою ревность о православии шестинедельное запрещение священнослужения от митрополита; все по его требованию явились к нему на суд, вероятно, в первой половине октября и, несмотря на это, не переставали смело протестовать против унии, ратовать за отеческую веру и тем подавать пример прочему духовенству и мирянам.
Опаснее всех противников унии в Вильне казался митрополиту братский дидаскал и вместе проповедник Стефан Зизаний, именно потому, что он, будучи ученее других и официальным проповедником, мог сильнее действовать на народные массы и увлекать их. Еще в половине июля, как мы видели, митрополит своею грамотою строго запрещал Стефану возбуждать православных против их архипастырей и угрожал ему тяжкими наказаниями. Но запрещения и угрозы, верно, не остановили ревностного борца за веру. И вот, 30 сентября митрополит прислал ему новую свою грамоту и говорил: "Ты избран нами в проповедника только на время, но не имеешь права проповедовать, потому что не имеешь хиротонии для благовестия; ты учишь православный народ вопреки канонам и не по преданию Церкви, а своим домыслом; ты возгордился, неистовствуешь против всех нас, своих пастырей, и попрал повеление наше; ты не вправе никого судить и обличать, не имея духовного сана, а между тем бесстыдно порицаешь с амвона всех духовных, от высших до низших; ты в Вильне возмущаешь церкви, раздвоил народ и особенно в последнее время яришься и клевещешь на пастырей и на наше церковное управление. Все епископы, архимандриты, игумены и все духовенство жалуются на твою гордость и своеволие нам и самому королю и единогласно положили составить против тебя Собор. Но как для созвания Собора нужно предварительно испросить королевское позволение, то мы еще до того Собора не благословляем тебя как противника Церкви Божией и отлучаем от проповеди, да не дерзнешь делать ничего, что прилично крылошанам, даже петь и читать". Через месяц (28 октября) митрополит действительно приглашал духовенство на Собор, который назначал в Новогродке на 25 число генваря 1596 г. Судя по грамоте митрополита, Собор предполагался большой, с участием духовных и светских людей, по настоятельным требованиям князя Острожского для обсуждения и решения важного вопроса об унии. Но на самом деле в назначенное время Собор состоялся очень небольшой: светских людей на нем вовсе не было, а из духовных кроме двух владык присутствовали только четыре архимандрита, шесть протопопов и один священник епархии митрополита; целию же Собора было лишь осуждение Стефана Зизания. При открытии Собора было заявлено, что Зизаний, несмотря на сделанный ему позыв явиться на суд Собора, не явился и никого от себя не прислал. Обвинение против него состояло в том, будто он впал в великое еретичество, учил людей "по вся часы", что Господь наш Иисус Христос не есть наш Ходатай перед Богом Отцом и будто изложил эти мысли в своей книжке на Римский Костел, напечатанной по-польски, доказывая их не из слова Божия и писаний святых отцов, а своими силлогизмами.
Книжка читана была на Соборе, и по выслушании ее Собор определил (27 генваря): Стефана Зизания как еретика отлучить от Церкви; единомысленным с ним двум братским священникам, Василию и Герасиму, запретить священнослужение, а светских людей, единомысленных с Зизанием, предать анафеме. Странным представляется, что под этим декретом рядом с митрополитом и Полоцким архиепископом Германом (бывшим Григорием Загорским) подписался и Гедеон Балабан, хотя впоследствии он же и оправдал Зизания. Как только узнали об этом декрете Зизаний и два братские священника, они тотчас прислали в Новогродок свою протестацию чрез братского диакона Алексея Блашковича, который именем всего Троицкого братства просил записать ее в гродские книги. Протестовавшие говорили: а) тот Собор не был составлен по правилам святых отцов, потому что многие духовные люди и мы сами о нем не знали, и из виленского духовенства на нем никто не был; б) нам не присылали ни одного позва явиться на Собор и судили нас заочно, а правила святых отцов не дозволяют никого судить и предавать клятве заочно, прежде нежели будут сделаны три позва; в) на том Соборе не было судии, который бы мог рассудить нас с отцом митрополитом и постановить декрет, ибо мы первые позвали митрополита на суд за его измену православной Церкви, о чем и вносили много раз в духовные и светские книги, и он, как прежде позванный нами на суд и наш соперник, не может быть нам судиею по девятому правилу Четвертого Вселенского Собора. А в Сына Божия Единородного мы веруем и учим других веровать так, как содержит и учит святая кафолическая православная Церковь. Но справедливость требует сознаться, что Стефан Зизаний, как ни ревновал о православии против унии и латинства, действительно не чужд был того заблуждения, за которое его соборне осудили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170