— Радостина и Анна, вы переходите на вторую ступень отбора. Беата, Петра, Мария — ваше участие в программе “Homo Super” закончено. Не расстраивайтесь, вы будете вознаграждены за ваши старания. Сейчас вас отведут в комнаты, где вы сможете привести себя в порядок и отдохнуть, потом покормят и вечером отвезут домой. Каждая из вас получит десять зеленых талонов на воду и большой продовольственный паек. Предупреждаю, что вы не должны никому рассказывать о том, что видели в Исследовательском центре и как проходила процедура тестирования. Все понятно?
Конечно, они обо всем расскажут. Собственно, Танака именно этого и добивался — ведь свидетельствам девушек, побывавших в лапах у самого доктора Танаки и вернувшихся живыми и невредимыми, поверят охотнее, чем россказням платных агентов. Что ж, на этих трех можно больше не отвлекаться…
Когда охранники увели Беату, Марию и Петру, предварительно заставив их надеть оптические фильтры,Танака повернулся к рыженькой:
— Откуда ты знаешь японский?
— Я не знаю вашего языка, господин. — Анна отвела глаза и залилась краской. — “Я люблю тебя” — почти все, что я помню. У меня был друг, японец… еще до лагеря… он научил меня нескольким словам.
— Сколько тебе лет?
— Двадцать два, Танака-сан
— Давно ты за Стеной?
— Нет, господин. Полтора года. Я училась в Лондонской школе экономики, потом кто-то донес, что я болгарка, и меня забрала Служба генетического контроля.
— С каких это пор болгарам нельзя учиться в LSE, если у них в порядке генетическая карта?
Молчание. Краем глаза Танака заметил, как напряглась внимательно вслушивавшаяся в их разговор Радостина.
— Я задал тебе вопрос, Анна.
— Она была не в порядке… господин. Мне поставили пометку “Сигма-желтая”. Сказали, что у меня нелады с кровью… и отправили сюда.
“Сигма-желтая” означала группу наследственных заболеваний, связанных с несвертываемостью крови. Гемофилия, от которой страдали многие королевские семьи Европы, например. Интересно, осмелился бы СолЛейбовиц поставить “Сигму-желтую” на генетическую карту принца Саксон-Кобургского? Или отправить за Стену членов правящей королевской династии Виндзоров, которых этот недуг тоже не обошел стороной? Конечно, для гемофилика Стойменова выглядит слишком здоровой — розовые щеки, порывистые движения, ничем не напоминающие “синдром фарфоровой куклы”, — но ведь и гемофилия, и прочие малоприятные заболевания этого класса поражают только мужчин — женщины всего-навсего становятся переносчиками дефектного гена… Впрочем, и этого более чем достаточно, чтобы пополнить ряды трэш-контингента.
— Ты проходила генетическое сканирование при поступлении в LSE?
— Проходила, Танака-сан. Но моя мать была замужем за англичанином, и я поступала под именем Анны Лоуэл.
— Данные генетической карты не меняются оттого, что ее владелец решил взять себе другую фамилию, — терпеливо объяснил Танака. — Сколько времени прошло между первым и вторым сканированием?
— Два года. Я и до этого проходила проверку, господин. В шестнадцать лет, как все граждане Евросоюза…
Молчавшая до того Радостина сказала тихо:
— Может быть, господин не знает… За Стеной очень много тех, кто стал жертвой несправедливости. Кого-то оклеветали враги, других не включили в квоту как нелояльных граждан… Анна здорова, господин. Если бы вы могли проверить ее в вашей лаборатории…
— Достаточно, — сказал Танака по-русски. — Не следует указывать мне, что я должен делать. Надо молчать и отвечать на мои вопросы. Ясно?
Радостина кивнула и отвернулась. “Она подойдет Мнемону, — подумал Танака с непонятным облегчением. — У нее есть характер, она будет сопротивляться, а это доставляет ему наслаждение…”
— Твоя откровенность похвальна, — обратился он к Анне. — Конечно, все эти данные есть в твоем досье, но, как вы заметили, я не заглядываю в бумажки… пока. В любом случае тебе нужно пройти еще одно сканирование. Мать сверхчеловека должна быть не только умной, но и здоровой, не так ли?
— Если у меня ничего не найдут, я смогу вернуться в Лондон?
Танака улыбнулся.
— Поговорим об этом позже, Анна. Сейчас тебя отведут в лабораторию и возьмут необходимые анализы. — Он включил функцию локальной связи и вызвал Никласа. — Детальная расшифровка твоей карты займет некоторое время. Думаю, в следующий раз мы встретимся через три-четыре дня.
— А что будет с Радостиной?
“Хороший вопрос, — подумал Танака. — Но на твоем месте я предпочел бы не знать ответа…”
— Мы продолжим тестирование, — сказал он спокойным голосом. — Вы больше не увидитесь — это делается в целях сохранения чистоты эксперимента. Дальнейшие этапы отбора строго индивидуальны, кандидаты будут общаться только с персоналом лаборатории. Можете попрощаться.
Он с интересом наблюдал, как девушки неуклюже выбираются из своих кресел и бросаются друг другу в объятия. Танака уже доводилось видеть подобные сентиментальные сцены — иногда Кобаяси ухитрялся привозить подруг из одного поселения, но чаще дружба между девушками завязывалась в дороге от их сектора до Исследовательского центра. По-видимому, причина крылась в природной сентиментальности восточнобалтийской расы. Слезы, поцелуи, ласковые слова… Поначалу он думал, что многие из девушек — лесбиянки, но потом понял, что сексуальные предпочтения здесь ни при чем.
Никлас Ларгрен, невысокий аккуратный скандинав с подстриженными кружком соломенно-желтыми волосами, неслышно вошел в Жемчужную комнату и встал чуть позади доктора. Танака молча указал ему на Стойменову.
Кивнув, Никлас подошел к Анне сзади и взял ее за локоть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160