— И ты полагаешь, вся эта джеймсбондовщина нам пригодится?
— Может быть, да, а может быть, нет, — ответил я меланхолически.
— Если нет, вы, в лучшем случае, получите прекрасную возможность посмеяться надо мной и над моей шпиономанией. Если да, то мы просто останемся живы.
— Ты все же полагаешь, что это настолько опасно? — в ее глазах вновь появилась обеспокоенность, и я с горечью подумал, что волнуется она наверняка не за меня.
— Да, — сказал я, — именно так я и полагаю.
В этот момент бамбуковые портьеры с шелестом разошлись, и по ступенькам в зал спустился пружинящей походкой преуспевающего бизнесмена туго затянутый в дхинсовый костюм молодой человек с пухлыми, покрытыми апельсиновым пушком щеками — Сашка Косталевский собственной персоной.
Секунду я еще надеялся, что он зашел в «Мэйхоа» просто так, отвести душу — в наших кругах он был известен как гурман. Но секунда прошла, и Сашка навис над нашим столиком, поблескивая идеальными зубами и круглыми стеклышками очков. — Здорово, старик, — произнес он таким радостным голосом, будто мы с ним были лучшими друзьями. — О, да ты с дамой!
— Привет, Косталевич, — буркнул я. — Наташа, познакомься — это Саша. Косталевич, это Наташа.
Удивительно, но Сашка никак не отреагировал на оскорбительное прозвище, произнесенное целых два раза. Он еще ослепительнее улыбнулся и поцеловал Наташе руку. Как с цепи сорвались, подумал я зло. К счастью, Косталевич был не из тех, кто способен понравиться моей девушке.
— С вашего позволения, я присяду? — осведомился он, придвигая свободный стул почти к Наташиным коленям. Голос его становился все медовее, и это меня насторожило. Обычно Сашка в меру хамоват, что для человека его профессии понятно и простительно. Стать предельно вежливым эту акулу-посредника могли заставить только совершенно фантастические комиссионные, маячившие где-то на узком его горизонте. А комиссионные для Сашки означали работу для меня, и чем больше они были, тем труднее становилось от него отвязаться. Я вздохнул и приготовился дать ему достойный отпор.
— Какая в Москве отвратительная погода этим летом! — говорил меж тем Косталевич. — Жара, пыль, грязь… Все умные люди давно уже свалили к морю. Между прочим, Козырь с Лялькой отправились в круиз по Адриатике. Вы, мадмуазель, никогда не были в круизе по Адриатике? А вокруг Европы? Я, впрочем, тоже. Крутишься, крутишься, жизнь проходит мимо, а ты, как проклятый, все делаешь бабки, бабки… А! — он махнул рукой.
— Саша, — сказал я, — если ты пришел, чтобы агитировать нас за поездку к морю, то должен тебя обрадовать: мы уже и так собираемся в Крым.
Я украдкой поглядел на Наташу, но на челе ее бесстрастном не отразилось ничего. Я продолжил:
— Причем очень скоро. Завтра-послезавтра. Буквально сидим на чемоданах.
— Крым? Чудесно! — воскликнул Косталевич, и я решил, что ошибся насчет работы. Но тут он наклонился к моему уху и прошипел:
— Ким, ты мне нужен на пару слов.
Он был неудержим, как баллистическая ракета. Не успел я сказать свое знаменитое твердое «Нет», как он уже положил свою пухлую ладонь на Наташино колено и, заговорщически подмигнув ей, попросил:
— Я украду Кима на минуточку, ладно?
Наташа удивленно посмотрела на свою коленку и кивнула. Как всегда, все решили за меня. Я поднялся и двинулся за Косталевичем, который довольно резво бежал к выходу.
— Выйдем на улицу, — бросил он мне через плечо, — там и побазарим.
Мы вышли. Сашка прислонился спиной к двери и достал пачку «Мальборо».
— Я не курю, — сказал я холодно.
— Молоток, — одобрительно произнес он. — Здоровье, старик, всего дороже.
— В чем дело? — спросил я. Он замялся, похлопал себя по карманам, выудил зажигалку, прикурил. Весь он был какой-то суетливый и несобранный. Я терпеливо смотрел, как он копается.
— Короче, — наконец, родил он. — Звонил мне тут один мужик. Насчет тебя.
— Ну, — сказал я.
— Ну, — сказал Косталевич. — Звонит, значит, мне этот мужик, и говорит… — тут он глубоко затянулся.
— Косталевич, — произнес я угрожающим тоном, — у меня мало времени.
— Говорит, значит, — тут он как-то просительно заглянул мне в глаза. Вообще он был настолько не похож на прежнего Сашку, что я даже удивился.
— Говорит, что у тебя есть какая-то коллекционная вещь, которую он у тебя хочет купить. Сечешь?
— Не-а, — сказал я. — Не секу.
— Ну, вещь у тебя есть… Он так сказал. Ведь есть?
Я почувствовал неприятное, похожее на страх ощущение. Будто в темном лесу громко хрустнула ветка.
— Что именно, он не уточнил?
— Он сказал, ты знаешь. Он сказал, что вы с ним о ней уже говорили. Так вот… он хочет у тебя ее купить.
— Все? — спросил я.
— Нет. Он предлагает тебе за нее совершенно сумасшедшие бабки. Совершенно. Я просто не знаю, что за штука может стоить такую кучу бабок. Я про такое вообще никогда не слышал. Нет, старик, ты пойми, я знаю, что есть люди… Разные люди, короче… Но… Что это за вещь, а, Ким?
— Сколько? — спросил я.
— Лимон, — Косталевич сглотнул слюну. — Лимон, ты понял?
— Твои, стало быть, десять процентов? Сто штук?
— Ну, как обычно… — бормотнул он. — Губы у него были полуоткрыты, как у девушки, ожидающей поцелуя, и влажно поблескивали. Ах, как хотелось ему огрести сто тысяч — и ни за что, просто за разговор с отличным парнем по имени Ким!
— Он как-нибудь назвался?
— Да. Его зовут Роман Сергеевич, он коллекционер…
— Как? — я чуть не подпрыгнул. Лысый убийца взял себе имя Лопухина, он прикидывался жертвой, он словно бы воровал одежду у мертвеца!
— Роман Сергеевич, — повторил Косталевский. — Ты его знаешь? Ну, конечно, он говорил, что вы с ним уже встречались…
— Он не объяснил тебе, почему он предпочитает действовать через посредника?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123