— Какой-нибудь фокус?
Я пожал плечами.
— Это ее свойство. Необъяснимое, я думаю.
— Посмотрите, Михаил Львович, — сказал он, отдавая, наконец, Чашу Дуремару. Тот осторожно принял ее и поднес почти к самому кончику острого носа. Прошло несколько секунд, и выражение его лица странно изменилось.
— Эк-хм, — кашлянул он, и это был первый звук, который я от него услышал. — Кх-гм, гм…
— Скажите, э-э, Ким, — вопросил Валентинов, — а эта… штучка, случайно, не радиоактивна?
Как ни странно, такая простая мысль почему-то не приходила мне в голову. Я, однако, не стал показывать свою неосведомленность и твердо сказал:
— Нет.
Это его удовлетворило. Он сложил на колышащемся студне живота свои бесформенные руки и обратил благосклонный взгляд в сторону Дуремара. Дуремар же с головой ушел в изучение Чаши: пальчики его суетливо бегали по ее поверхности, он что-то пыхтел себе под нос и вообще выглядел страшно заинтригованным.
— Ну что? — участливо обратился к нему человек-гора. — Что скажете, Михаил Львович?
Михаил Львович сказал «хм-гм», потом поднял на меня маленькие слезящиеся глазки и поджал губы.
— Эта вещь, — произнес он голосом, сухим, как осенний лист, — требует длительной экспертизы.
Толстяк шумно вздохнул.
— Видите, — развел он руками, — длительной экспертизы, мой мальчик! Так что, я полагаю, мы сейчас составим расписку, вы оставите вашу вещь здесь на предмет изучения, а мы вам сообщим, как только будет получен результат…
Я поднялся и вырвал Грааль из лапок Дуремара.
— В таком случае я вынужден удалиться, — сказал я. — Всего хорошего, господа.
— Эй! — протестующе воскликнул Валентинов.
Я обернулся.
— Подождите, юноша… Не будьте таким импульсивным… Не хотите расписку — что ж, ваше право… Михаил Львович, сколько времени может занять экспертиза?
Дуремар перегнулся к нему через стол и зашептал что-то в расплющенное мясистое ухо.
— Ну вот, — снова вздохнул человек-гора, — Михаил Львович утверждает, что мог бы составить предварительное суждение часа за полтора-два. Вы, конечно, можете подождать в доме, мой мальчик… На первом этаже есть неплохой бар, в подвале — сауна с бассейном…
— Вся ваша экспертиза должна проходить на моих глазах, — сказал я. — Иначе сделка не состоится.
Они переглянулись, и Дуремар едва заметно пожал плечами. Гигант кивнул.
— Как вам будет угодно. Хотите кофе? Может быть, виски?
«С клофелином», — мрачно подумал я. Вслух сказал:
— Нет, благодарю вас. Экспертиза будет проходить здесь?
— В библиотеке, — проскрипел Дуремар.
Мы перешли в библиотеку. Хозяин, несмотря на свои габариты и вес, составлявший, по моим прикидкам, около двух центнеров, двигался достаточно легко, что делало его похожим на резинового слона, надутого гелием. В библиотеке он, пыхтя, влез в солидных размеров вращающееся кресло и указал мне на стоявшую у стены козетку. Я поблагодарил, но уселся на стул, передвинув его так, чтобы он загораживал единственную в помещении дверь.
Пока Дуремар готовился к работе, устанавливая лампу и обкладываясь какими-то фолиантами, я, недоумевая, рассматривал библиотеку. Весь этот дом, как и сам его хозяин, были для меня одной большой загадкой. Кем был огромный урод, готовый заплатить полтора миллиона за древнюю чашу? Безумцем-коллекционером? Но откуда у коллекционера такие деньги? Барыгой, сплавляющим антиквариат «за бугор»? Но откуда у барыги такой аристократический замок и такая профессорская библиотека? Или же мой многомясый клиент был неким симбиозом этих двух типов, фантастическим, как и его внешность? Что касается Дуремара, то тут все обстояло намного проще — я узнал его. Когда я был студентом и добросовестно посещал не только полагающиеся по программе лекции и семинары, но и разнообразные факультативы, мне пару раз случалось забредать в тихую темную аудиторию, где будущие искусствоведы просматривали цветные слайды, изучая памятники культуры давно ушедших эпох. Слайды демонстрировал, комментируя их сухим скрипучим голосом, доцент кафедры искусствоведения Лев Михайлович Шмигайло. То, что Валентинов, который, кстати говоря, наверняка был не Валентиновым, упорно называл его Михаилом Львовичем, меня не слишком смущало.
Шмигайло-Дуремар увлекся и работал вовсю. Иногда он выборматывал какие-то нечленораздельные слова, очевидно, свидетельствующие о его крайнем возбуждении. Лже-Валентинов благодушно поглядывал на него поверх яркого иллюстрированного журнальчика — по-моему, порнографического. Я пристально наблюдал за обоими, гадая, насколько велики мои шансы выбраться из этого уютного местечка живым и невредимым.
Минут через сорок, в течение которых мы с толстяком не перемолвились ни одной фразой, а доцент Шмигайло произнес членораздельно единственное слово «меандр», в дверь постучали. Стук раздался прямо над моим ухом, и я несколько напрягся.
— Что такое? — загрохотал толстяк. — Кто там? Мы заняты!
— Это Олег, — донесся из-за двери голос рысьеглазого. — Вам звонят из Берна, Константин Юрьевич…
— Подождут! — рявкнул Валентинов. — Я занят!
— Это срочно, — настаивал Олег. — У Шульца крупные неприятности…
— Ладно, — буркнул человек-гора и поднялся. — Дайте пройти, юноша…
Я встал, осторожно отодвинул стул и отошел вглубь комнаты. Дуремар остался у меня за спиной, но этого можно было не бояться.
Огромный человек проплыл мимо меня, обдав запахом какого-то приторно-сладкого одеколона. Дверь растворилась, и он вышел. Я скосил глаза на доцента. Тот продолжал работать, не обращая внимания на происходящие вокруг перестановки.
Я подумал, что, возможно, удаление толстяка было частью хитрого плана.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123