Прежние дружки, с кем ходил на кражи и кого выгородил на следствии (в основном для того, чтобы не идти «группой» — потому что получилось бы более тяжкое преступление), потерялись, едва его закрыли. Подруга, на которую, собственно, и уходила большая часть добытых воровством денег, писала письма около года, а потом пропала бесследно. Очень он тогда переживал: смотрел на ее фотографию — и так тоскливо делалось… Даже мать с отцом — и те Колю почти не навещали.
Освободившись и приехав в Питер, решил первым делом устроиться на работу. Коле хватило полутора проведенных в колонии лет, чтобы насытиться тюремной романтикой. Нигде его, конечно, не брали — кому нужен человек с судимостью за кражу по малолетке?! — и помогла, как ни странно, мать, вечно сонная алкоголичка, работавшая дворничихой. Она предложила ему убирать дворы вместо нее, обещала платить половину заработка, но, когда Коля увидел эту половину, он понял, что за такие деньги работать не хочет. Тогда же ему понравилась девушка, смазливенькая блондинка семнадцати лет. Но разве можно ухаживать за девушкой, рассуждал он, не имея средств даже на сигареты?! Коля любил деньги. Что он только ни пытался придумать — оказывалось, что везде нужен хотя бы небольшой начальный капитал. Где его взять? Друзья, с удовольствием «отмечавшие» его возвращение на свободу, каждый день таскали Колю по гостям, поили водкой, угощали — а когда он попросил в долг, никто не дал. Да и не представлял он совершенно, что с этими деньгами делать, чтобы получить желаемую прибыль.
Вот тут он и понял: чтобы выжить, придется снова красть. Вместе с еще одним парнем постарше снял квартиру и зажил свободно, как давно хотелось. Одел свою девушку в кожу и золото, накупил барахла себе, но ему все время казалось мало. Обнаглев, парни пошли на вооруженный разбой. Их чуть не накрыли, пришлось съезжать с квартиры, а приехавшие туда с обыском сыщики конфисковали все, нажитое непосильным трудом. Даже с зареванной подружки сняли золото, честно купленное на наворованные деньги. Коля переселился на чердак в другом районе города и стал намного осторожнее. А еще через месяц они познакомились с Мишаней, который их пригрел, приняв в свою банду.
Коле хватило месяца «вольной» жизни под крылом у Мишани. Работая с этим циничным, злобным человеком, он вдруг осознал, что лучше быть относительно бедным, но свободным. Одно дело дернуть сумочку у зазевавшейся тетки и на следующий день забыть, как эта тетка выглядела, а совсем другое — лезть в квартиру, связывать хозяина, издеваться над ним, выпытывая, где он прячет ценности… У Коли был свой кодекс чести, правда, очень гибкий. Только силы воли для того, чтобы бросить эту компанию, у него не было. Он часто думал о том, что «завяжет» с этими друзьями, начнет жить по-другому… но как? На очередном чердаке, в постоянном ожидании, когда за ним придут призраки; воруя мелочь по карманам в транспорте и умоляя Боженьку, чтобы до зимы его взяли и посадили опять?! Рисуя себе эту печальную картину, он понимал, что никогда не вернется к «честной бедности». Рано или поздно он привыкнет и к страданиям потерпевших, и к неизбежной крови при таких нападениях, и к богатству — когда оно появится…
В последние дни Коля часто ночевал у Саши в коммуналке. Здесь было лучше, чем в ободранной съемной квартире, в которой обитали всем скопом остальные Мишанины «шестерки» — те, у кого не было своего дома. Саша к нему нормально относился: в основном не замечал его присутствия. Ника, пока жила здесь, тоже Колю не замечала. Окончательно переехавшая к Саше Алена частенько раздавала указания — то прибраться, то помыть места общего пользования, то сгонять в магазин. Зато кормила вкусно, бесплатно и без ограничения. А при Нике Коле приходилось готовить самому, потому что эта странная рассеянная девица вообще к плите не подходила. Не из лени: возможно, она бы совсем не ела, если бы ей не напоминали…
Саша, Алена и Мишаня, не стесняясь, обсуждали при нем свои дела. Он знал и про их планы, и про нападение на педика. Надеялся, что раз не выгоняют из квартиры, то хотят приблизить. Как же…
Судя по всему, и до «возвышения», и до богатства еще очень далеко. Но уже сейчас приходится делать то, что Колян никогда бы не совершил добровольно. Так стоит ли? Что лучше: очередной холодный чердак и самостоятельность или долгая и трудная карьера в группировке?
Выпитое ударило в голову, мысли спутались, он уснул, неудобно пристроившись на столе…
13
— Дайте мне любую развалюху! — вдохновенно клянчил Серега. — Я вам докажу, что хожу не хуже вас всех! Я побежду… тьфу, победю! В смысле, одержу победу!
Серега всю жизнь занимался парусным спортом — и сейчас недоверие новых знакомых его возмущало. В ранней юности он гонялся на швертботах, даже несколько раз выступал за команду России на международных соревнованиях. Затем работал инструктором в яхт-клубе, продолжая ходить на своей «Лилии», пока судьба не загнала его на турбазу, к Женьке. Единственное, что он по-настоящему любил и с чем умел управляться, — это парусники и все, что с ними связано. Потому, добравшись на «казанке» до Санкт-Петербурга, он первым делом направился в яхт-клуб.
Способность не думать об отвлеченных материях не раз спасала ему жизнь. И теперь, проходя под первыми мостами через Неву, Серега старался не смотреть по сторонам, не замечать того, что въезжает в совершенно незнакомый город. Он давно уже понял, что попал в чужой мир, и, старательно изгоняя из головы ненужную панику, думал, как ему здесь уцелеть. Для начала, наверное, стоит выяснить, не убивают ли тут друг друга за что-нибудь… но Питер ничем не напоминал заброшенный и страшноватый Кякисалми, по крайней мере, с воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97