Когда он вошел, Маккой сказал:
– Флинт лгал нам: риталина здесь нет.
– Но у меня перед глазами – показания трикодера, капитан, – сказал Спок. – Риталин – явно за этой-дверью. Дверь, на которую был нацелен трикодер, оказалась той самой, о которой Раина сказала, что Флинт запретил ей входить туда.
– Почему Флинт все время хитрит с нами? – спросил Кирк, внезапно приходя в ярость от постоянно растущей горы тайн. – Очевидно, предполагается, что мы войдем и возьмем его – если сможем! Давайте же не разочаруем этого знатока шахмат. Фазеры – на полную!
Но едва они вынули оружие, дверь сама начала с громыханием открываться. Из-за нее доносился монотонный низкий шум машин.
Кирк пошел первым. Сразу же бросились в глаза кубики риталина, лежавшие на одном из столов. Кирк торжествующе направился было к ним, но внимание его привлекло тщательно задрапированное тело на столе, выложенном плиткой. Стол этот украшала надпись: "РАЙНА-16".
Лежащее навзничь тело принадлежало женщине. Лицо ее, не вполне человеческое, напоминало кусок мертвой белой глины с прекрасно вылепленными женскими чертами и как-то неуловимо незавершенное. И все же, для сомнений не оставалось места: это было лицо Раины.
На другой стороне прозрачного футляра висел зажим с записями. Большинство закорючек вроде бы относились к области математики.
Как во сне, Кирк приблизился к следующему футляру. Тело в нем было менее завершенным, чем первое. На лице ясно виднелись следы работы скульптора; черты его были лишь грубо намечены. Но и оно принадлежало Раине – Райне-17.
– Физически – человек, – тихо сказал Маккой, – и все же не человек. Джим… она – андроид!
– Созданный здесь, моими руками, – зазвучал в дверях голос Флинта. – Здесь кончились века одиночества.
– Века? – переспросил Кирк.
– Ваше собрание шедевров Леонардо да Винчи, господин Флинт, – сказал Спок. – Многие выглядят написанными недавно – на современных холстах, новыми красками. А на вашем рояле – вальс Иоганна Брамса, неизвестное произведение, в рукописи, написанное современными чернилами – и, тем не менее, несомненно подлинное, как и картины…
– Брамс – это я, – сказал Флинт.
– И да Винчи.
– Да
– Сколькими же еще именами можно вас называть? – спросил Спок.
– Соломон, Александр, Лазарь, Мафусаил, Мерлин, Абрамсон… и еще сотня имен, которых вы не знаете.
– Вы родились…?
– В том районе Земли, который позже назвали Месопотамией, в 3034 году до рождества Христова, как сейчас принято вести счет тысячелетиям. Меня звали Ахарин, и был я солдатом – задирой и дураком. Я пал в битве с пронзенным сердцем… и не умер.
– Какая-то мутация, – зачарованно сказал Маккой. – Мгновенная регенерация тканей… и, очевидно, совершенное, неизменное равновесие между анаболизмом и катаболизмом. Вы поняли, что бессмертны…
– И что это надо скрывать: поселиться где-то, прожить часть жизни, симулируя старение – а потом двигаться дальше, до того, как заподозрят мою природу. Однажды ночью я исчезал или имитировал самоубийство.
– Ваше богатство, ваш интеллект, продукт веков изучения и накопления знаний, – сказал Спок. – Вы знали величайшие умы истории…
– Галилея, – сказал Флинт. – Моисея. Сократа. Иисуса. И я был женат сотню раз. Избранные, любимые, лелеемые… тихо ласкать, вдохнуть мимолетный аромат… а потом старость, смерть и вкус праха. Понимаете ли вы?
– Вы желали совершенной женщины, – сказал Спок. – Последней женщины, столь же выдающейся, столь же бессмертной, как вы сами. Навсегда вашей супруги.
– Задуманной моим сердцем, – сказал Флинт. – Я не мог любить ее больше, чем любил.
– Спок, – шепнул Кирк, – вы знали.
– Решающих данных не было. Как бы то ни было, господин Флинт выбрал планету, богатую риталином… я надеялся, что окажусь неправ.
– Почему вы не сообщили мне? – сурово спросил Кирк.
– Что вы на это скажете?
– Что вы были неправы, – сказал Кирк, – неправы. Да, я уверен.
– Вы повстречали совершенство, – сказал Флинт. – Что делать, вы его полюбили. Но нельзя любить андроида, капитан. Я люблю ее, она – мое изделие… моя собственность… она – то, чего я так страстно желал.
– И вы сложили здесь риталин, чтобы преподать мне это, – сказал Кирк. – Она знает?
– Она никогда не узнает.
– Пойдемте, мистер Спок, – устало сказал Кирк.
– Вы останетесь, – возразил Флинт.
– Почему?
– Мы знаем еще и о том, кто он, капитан.
– Да, – сказал Флинт. – Если бы вы покинули меня, за вами бы последовали любопытные… придурковатые, надоедливые; официальные лица, просители. Мое уединение – моя собственность, и я не желаю, чтобы благодаря вам оно нарушилось.
– Мы сможем хранить молчание, – предположил Спок.
– Бедствие вмешательства, мистер Спок. Я знаю, что это такое… я больше не буду рисковать. – Рука Флинта скользнула к маленькому пульту управления, висевшему у него на поясе.
Кирк выхватил передатчик. Флинт улыбнулся почти печально.
– Они не ответят, капитан. Смотрите.
Посреди комнаты, где Флинт творил жизнь, начала возникать колонна из закрученного в водоворот света. Когда она стала яркой, в ней показался силуэт "Дерзости", парящий в нескольких футах над полом; мерцали знакомые крошечные огоньки.
– Нет! – крикнул Кирк.
– Проба сил, – сказал Флинт. – У вас не было ни единого шанса.
– Моя команда…
– Настало время и вам присоединиться к ним. Кирка замутило.
– Вы… уничтожили… четыреста жизней? Почему?
– Я видел, как пали сто миллионов. Я знаю Смерть лучше любого человека; я бросал врагов в ее объятья. Но мне знакомо милосердие. Ваша команда не мертва, ее жизнь лишь приостановлена.
– Это хуже смерти, – сказал Кирк свирепо.
1 2 3 4 5 6 7 8