Рождалась совсем новая наука – кибернетика, но она была непонятна верховным чиновникам, не имевшим сколько-нибудь приличного образования, научного кругозора, простой осведомленности. Кибернетика пугала их тем, что рождение ее происходило на «растленном» капиталистическом Западе. И с чиновного Олимпа был дан приказ считать кибернетику бредом полоумных, которые вознамерились вложить в машины способности и роль человеческого мозга. Несогласные с таким взглядом на кибернетику пытались вразумить олимпийцев: это направление в науке обязательно победит, инженеры создадут «думающие» машины, совершающие расчеты и находящие решения сложных задач с невероятной быстротой, как не могут делать это люди, а мы, неверящие, отстанем. И потом будем плестись в хвосте у всего мира, потратим десятки лет, чтобы только догнать Запад. Но – нет, эти голоса не слышали, не хотели слышать, а вышло так, как утверждали немногочисленные, заглушенные, но смелые голоса…
Внешне у Антона жизнь и дела складывались вроде бы вполне благополучно: он получил институтский диплом, его взяли на работу в большой НИИ – научно-исследовательский институт. Как конструктор он принимал активное участие в разработках, которыми занимался институт, в стороне его не оставляли, он постоянно был загружен.
Но внутренне он был совсем далек от ощущения благополучия, от удовлетворения своей жизнью и работой. Все более и более им овладевало тяжелое разочарование. Оно складывалось из множества фактов, явлений, из большого и малого в своей собственной и окружающей жизни. Надлом начался после провала попытки утвердить свое открытие, которое могло и должно было стать воротами в совершенно новую и перспективную область радиотехники. Идея, найденная Антоном, касалась передачи сообщений с помощью прыгающих частот радиоволн. Обычно радиосвязь осуществляется на радиоволнах одной постоянной частоты. Но эфир загружен, работающие волны, идущие по ним сигналы мешают друг другу. Для устойчивой слышимости, решил Антон, надо все время искать между ними промежутки, пустоты, и это должен делать не человек, не оператор, а само передающее устройство.
Антону казалось, что его простая идея, простая, как все гениальное, настолько убедительна, что даже не потребует никаких доказательств, будет тут же подхвачена и пущена в реализацию. Между прочим, так о своих изобретениях, открытиях, находках думают все их авторы – и жестоко ошибаются. Ошибся и Антон. Его идея о прыгающих частотах была воспринята как нечто фантастическое, неосуществимое. Ему говорили: это что-то из Жюля Верна, ты, небось, в детстве слишком много этого фантазера читал, – забывая при этом, как много из того, что выдумывал, предрекал Жюль Верн, стало реальностью, осуществилось на практике. Но скептики не расхолодили Антона, он обосновал свою идею теоретически, а потом, оставаясь в лаборатории по ночам, в выходные дни, построил и экспериментальное передающе-принимающее устройство, подтверждающее верность и перспективность его идеи и расчетов. Следующим этапом должно было стать совершенствование аппаратуры, доведение ее до того максимума, который заключали в себе его чертежи и схемы.
Аппаратура работала, удивляла всех, кто с ней знакомился, но заявка Антона на дальнейшее совершенствование не встретила у руководителей института энтузиазма. Антон услышал то, что он знал и без сделанных ему объяснений: институт ведет разработки по утвержденной министерством программе на государственные бюджетные средства. Или выполняет заказы по договорам на деньги различных крупных предприятий и ведомств.
– Добьешься в министерстве, – сказали Антону, – чтобы твою заявку включили в государственный план, – займемся твоей выдумкой. Или ищи «хозяина», который заказал бы «от себя», на свои деньги. Их много потребуется. Ты хотя бы приблизительно прикинул?
Антон понимал, что его направляют на долгий, длинный путь, но он верил в успех своего дела, в нужность и непременное рождение, приход в мир того, что рисовалось в его воображении, и полный этой веры, сил, оптимизма, пустился на штурм министерских твердынь, о которые уже разбились бесчисленные надежды тех, кто вышел на приступ раньше со своими открытиями, изобретениями, предложениями, чертежами, – тоже с верой в свои детища, в успех задуманных дел, полный такого же, как Антон, оптимизма.
Спустя год, в разгар борьбы с министерской чиновной ратью за то, чтобы его детище обрело жизнь, увидело свет, к нему в кабинетик, вернее, каморку, вошел его товарищ по институту, кандидат наук, большой книгочей, и, с сочувственной полуулыбкой на губах, спросил:
– Ну, как успехи? Кажется, ты пытаешься повторить судьбу одного литературного персонажа… На, почитай-ка, прямо про тебя, один к одному…
И приятель положил на стол перед Антоном московский журнал с только что напечатанным романом под названием «Не хлебом единым»…
А прошло еще какое-то время, и этот же приятель, знаток иностранных языков, принес ему другой журнал, английский, с обзорами последних изысканий в разных областях науки и техники, сделанных открытий авторских заявок на разного рода изобретения, и с сочувствующей и, одновременно, соболезнующей улыбкой на лице, сказал:
– Ну, можешь больше не биться головой об лед… Вон куда твои скачущие частоты ускакали, пока ты нашим министерским умникам доказывал преимущество сапог перед лаптями: в Эдинбург, в лабораторию тамошнего университета. Два вчерашних студиозуса построили подобную твоей аппаратуру. И она уже действует, демонстрирует свои возможности… Заявка на авторство создателями подана, патент за ними…
С одним из министерских деятелей, ставших непреодолимой преградой для проекта разночастотной связи, Антону впоследствии пришлось встретиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109