Иногда я могу себе позволить посетить этот лупанарий.
– А здесь это делают все мужчины? – удивленно поинтересовалась Пила.
– Конечно. А что же им делать, если у них между ногами защекочет. Для этого такие дома и существуют. Ты задаешь странные вопросы.
– Извини, мне не полагается задавать вопросы.
– У тебя есть рот, чтобы говорить, и голова, чтобы думать, – возразил Клаудиус. – Есть много высокообразованных рабов.
– Мой господин тоже сказал мне это.
– А ты не только красива, но и умна.
Клаудиус приподнял кончиками пальцев ее подбородок, чтобы она посмотрела на него.
«Какие у него глаза, – подумала Пила. – Они голубые. Почему у него голубые глаза, ведь он же римлянин? Какой бог подарил ему голубые глаза?»
От прикосновения его рук ее щеки заалели. С восторгом Клаудиус смотрел в ее лицо.
– Тебя, должно быть, создала греческая богиня Эос из белизны облаков, голубизны неба, золота солнечных лучей и алой утренней зари.
От этих поэтических слов Пиле стало тепло и предательские мурашки побежали у нее по коже. Она поплотнее запахнулась в платок.
– Ты боишься меня? – спросил Клаудиус.
Пила покачала головой.
– Нет, только… таких красивых слов мне еще никто не говорил.
Подчиняясь внезапному порыву, она расплела одну из своих кос и старательно пригладила пряди.
– Дай мне свой нож, – попросила она Клаудиуса. Он с удивлением протянул ей короткий кинжал, висевший у него на поясе.
Быстрым ударом острого ножа она отсекла прядь волос. Затем вернула кинжал Клаудиусу и снова быстро заплела свою косу.
Из отрезанной пряди она сплела филигранный шнур, который украсила маленькими узелками через равные промежутки. Получилась цепочка, которую она повесила на шею Клаудиусу. Теперь был тронут гладиатор.
– Пусть боги защитят тебя, – прошептала Пила.
– Пила, я не знаю…
Он притянул ее к себе в поисках ее губ.
– Пожалуйста, не надо, я не разрешаю, хотя мое сердце странно взволновано.
Она опустила глаза.
– Мне пора уходить. Если мой господин прибудет домой раньше меня, я попаду в немилость.
– Я совсем не хочу, чтобы из-за меня у тебя возникли неприятности. Только вот, милая Пила, я хотел бы снова тебя увидеть.
– Это не в моей власти, Клаудиус. Это во власти богов.
Она поднялась.
Клаудиус притянул ее к себе и прижал свои губы к ее нежному лбу.
– Этому можно как-то помочь, – пробормотал он.
Цирк Фламиниуса походил на колдовской котел. Он находился к северу от Капитолия, в направлении Марсова поля, был меньше цирка Максимуса, но более приспособлен для боев гладиаторов. В предыдущие дни в цирке Максимуса проходили скачки на колесницах, во время которых Пила должна была постоянно сидеть позади Валериуса.
Да, он не требовал, чтобы она, подобно другим рабам, оставалась стоять часами, но позволил принести ей маленькую скамейку.
Рядом стоял стол с вином, фруктами, оливками и печеньем, которые она должна была подавать господину по его желанию. Как спонсору этих грандиозных игр, ему полагалась почетная ложа. Его семья занимала места несколькими рядами выше вместе со своими рабами и няньками.
Скрипя зубами, Ромелия вынуждена была признать себя побежденной и отказаться от планов показаться на играх в светлом парике. Вместо этого на ней была надета ценная стола с восточной вышивкой, а поверх нее – воздушная голубая палла, которые стоили целое состояние.
Рабы шептались о новой фаворитке Валериуса и проявляли особую осторожность в своих словах, обращенных к Пиле. Они вели себя с ней теперь более предупредительно, чем раньше. Никто не был уверен в том, не нашепчет ли эта светловолосая дикарка господину в ухо что-нибудь такое, что будет стоить другим, головы. Никто из рабов не подозревал, что Пила и не намеревалась использовать выгоды своего положения. Только Друзилла выглядела успокоенной, вблизи Валериуса Пила находилась в большей безопасности, чем под строгим надзором Ромелии.
Пила удивлялась безумной смелости возничих, подвергавших себя смертельному риску, когда они в колесницах, в которые были впряжены пары или четверки лошадей, на полной скорости мчались вдоль арены цирка, пытаясь с силой выбить друг друга из колесниц. Уже произошло несколько тяжелых несчастных случаев, но и ее, как и других зрителей, охватил восторг, и она ликующе приветствовала победителей.
На другой день все посетили театральное представление. Пила не поняла смысла грубых шуток греческой пьесы, хотя слова актеров были хорошо слышны даже в верхних рядах. Зато она забавлялась от души над напрасными попытками жирного дерзкого сказочного существа с копытами, лошадиным хвостом, рогами и громадным возбужденным фаллосом взобраться на нескольких женщин, которых называли менадами. Сатиры танцевали дикие танцы под музыку флейт, барабанов и фанфар. Однако менады были более ловкими, и жирные, трусливые, прожорливые сатиры допускали промах за промахом. На сцене выступали глупые крестьяне, высокомерные дамы, пьяницы, старики и даже в обличии людей боги. Они все попадали в смешные ситуации, а также высмеивали выдающихся современников, в том числе отпускали шуточки и в адрес самого сенатора Валериуса. Валериус живот надорвал от смеха, даже детей радовали грубые шутки. Вечер завершился веселым застольем вместе с семьей и некоторыми приглашенными гостями, которое сопровождалось музыкой.
Пила, как все рабыни и слуги дома, была на ногах с утра до вечера. На представления она надевала новую зеленую тунику и браслет, который купил ей Валериус. Ей принадлежала также и монета. Она носила ее в маленьком матерчатом мешочке под одеждой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109