Посмотри на ногти, – она помахала рукой перед носом Джастин. – И на ногах. Мне распарили, прочистили и увлажнили лицо. Я вся влажная! – воскликнула она, улыбаясь проходящим мимо мужчинам. – И обрати внимание, как сумочка сочетается с туфлями, и у меня в обоих ушах по сережке, и они от одной пары.
– Ты восхитительно выглядишь.
– Все хорошо, что хорошо кончается, – агрессивно пропела Роберта. – Поэтому вот что я хочу сейчас понять: кого мне нужно трахнуть, чтобы меня здесь трахнули. – Бейдж она носила, как фиговый лист.
– Может, попадется кто-нибудь сегодня за нашим столиком, – сказала Джастин, тут же почувствовав, как нелепо и жалко это звучит и каким отдает самообманом. Вот так может пройти остаток ее жизни.
Джастин позвонила узнать, не оставляли ли ей сообщений. Барри звонил. Давно пора. Она быстро перезвонила.
– Мистер Кантор, – начала она.
– Мисс Шифф, – отвечал он. – Я хотел бы назначить встречу, чтобы поговорить с вами.
– Ладно! Пусть твоя девочка позвонит моему парню.
Они назначили время.
Джастин приехала к Барри, и он деловито чмокнул ее в щеку, как будто никакой ссоры – и вообще ничего – между ними не было.
– Кларк Коулман, – раздался голос из кухни.
Пиппа стояла у плиты, замахнувшись огромным тесаком и опустив голову. Стол был накрыт на троих. Чем эта девочка занималась весь день, если ужин еще не готов?
– Чак Бакстер, – отозвался он.
Пиппа коварно улыбнулась и выдала с победным видом:
– Билл Клинтон.
– О! Великолепно! – вскричал он, и их ладони встретились в воздухе с громким хлопком. Весь смысл собственной поварихи в том, чтобы не приходилось ждать. А они всегда ждут. У Джастин на руках горы токсичных отходов.
– Ты видел этих женщин-комиков вчера вечером? Потрясно! – Пиппа тощая, грудастая, и ей двадцать один, – с чего бы Барри стал возражать против того, чтобы немного подождать обеда?
– Бабьи шутки, – заявил Барри с презрением, которое Джастин приняла как личную обиду.
– Мариан Козловски была – обхохочешься.
– Она такая у-у-родина! – с энтузиазмом сказал Барри.
– Какое это имеет значение? – выпалила Джастин, но он не обратил на это внимание. Он потягивал пиво, глядя на Пиппу.
– Если бы это был парень, ты бы сказал, что это смешно.
– Она страхолюдина. Она – ууф! – гавкнул он.
– Барри, у нас есть глаза, – сообщила Пиппа. – Это бессердечно.
Бессердечно! Почему Джастин об этом не подумала? Бессердечность – вот что лежало в основе всего того, о чем она размышляла, – чрезмерного самомнения, женоненавистничества и инфантильности. Но «бессердечно» было самым сердечным из перечисленных выше определений.
– Пора тебе прекращать, – сказала Джастин.
– Вы обе, – сказал он, громко рыгнув, – толпа лесбиянок. – И, важно надувшись, проследовал в другую комнату. Это уже презрение: он игнорирует ее, разговаривает, как дальнобойщик, пьет пиво из бутылки, использует свою повариху, чтобы заставить Джастин почувствовать себя старой.
Пиппа подмигнула ей. Это абсурд. Как и то, что она сидит с ними за одним столом. Джастин была бы вполне довольна, если бы они просто поели где-нибудь в ресторане. Хотя, конечно, тогда пришлось бы мириться с тем, как он ведет себя на людях.
– Он говорит все это, но я не думаю, что он всерьез, – объяснила Пиппа, вытягивая вверх свои тонкие белые руки. – Его невозможно принимать всерьез. Если бы я так и делала, мне пришлось бы все бросить.
– А почему не бросаешь?
– Мне нужны деньги. И я не верю, что он это серьезно.
Пока кофе тоненькой струйкой вытекал из кофеварки, Джастин отвела Барри в сторону.
– Нам нужно поговорить.
– Ладно, пошли, – и направился вглубь квартиры.
– Я не собираюсь обсуждать это в кровати, – тихо сказала она.
Он закрыл глаза и снова открыл.
– Ладно, она скоро закончит.
– Нет! У меня экологическая катастрофа…
– Хорошо, хорошо! – Барри вернулся на кухню. – Ты не поверишь, но Джастин хочет сама вымыть посуду.
– Я уже почти все. – Пиппа умывалась над раковиной.
– Давай. – Он вытолкнул Пиппу из кухни. Пиппа бодро взглянула на Джастин, закинула за спину свой убогий рюкзак и вылетела из квартиры с саркастическим:
– Пока!
Дверь захлопнулась. Повар – это было здорово, пока Барри был дик и одинок, но теперь этот вариант не приносил желанного удовольствия.
Их разделяло несколько метров комнаты и целая неделя молчания. Диван был удобный. Ей не хотелось ссориться.
– Погоди, – попросил он и пошел на кухню. Вернулся он с двумя чашками кофе. – Выкладывай.
Приятно, что он принес ей кофе, и что он знал, какой кофе она любит, и что он любит точно такой же. Было полдесятого. Ей не хотелось возвращаться на работу.
– Мне тебя не хватало.
Он крякнул. Джастин прижалась к нему и обняла за талию. Он застонал от боли.
– Осторожно, – Барри задрал рубашку. Там был лилово-желтый синяк размером со спичечный коробок. – Смотри, что ты наделала.
– Прости, – улыбнулась она, поцеловала синяк и положила голову на грудь Барри. Ей было уютно. Она забыла, почему так злилась в тот вечер. Она забыла, почему злилась полчаса назад. Он гладил ее колено, постепенно продвигаясь выше. Он что, собирается попытаться снять с нее одежду? Идиот.
– Есть вещи, которые нам надо обсудить, – строго произнесла она, высвобождаясь и садясь прямо. – Давай посмотрим.
– У тебя есть список? – Барри оторопел. – Дай взглянуть. – Он выхватил бумагу у нее из рук – Ты его напечатала?! – Он стоял на коленях рядом с ней и все равно был выше. Неужели опять все перерастет в ссору?
– Погоди, – уточнил он, – ты сама его напечатала или попросила Боба?
– Сама! Что ты выдумал. А теперь дай я скажу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116