ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
Они были просто страшно усталые и неподвижные. Все это я видел с высоты, но в то же время и снизу. Холщовые лямки вещмешков, кожаные портупеи. Странная армия. Не то в отступлении, не то в поиске. Черт его знает. Может, я был ангелом. Парил над ними, словно дух. Я не ощущал ни холода, ни тепла. Как бывает во сне. А может, никакой не Паулюс и не Тито, а русские, идущие в 1914 году на Венгерскую низменность, на Вену? Ведь было же это. Они действительно проходили по этим долинам зимой среди снега, дыма и крови, направлялись к низким карпатским перевалам.
В конце концов, их образ не мог пропасть без следа. Возможно, он возвратился после многих лет, отразившись где-то от какой-нибудь звезды, туманности, галактики, их там до черта, и оказался у меня под веками. В сущности, никакого чуда. Иной раз люди видят и не такое. Я им не завидовал. Вскоре им предстояло возвращаться. Видя их бессмысленные мучения, ощущая тепло спальника, я испытывал огромное удовлетворение. Нет, не от их мучений. Оттого, что существует граница, тоненькая линия между спальным мешком и огромной белой могилой долины. И я хотел сохранить ее как можно дольше.
– Да и хрен с ним, – объявил Малыш, бросая нарубленные доски. – Ты, Бандурко, слишком из-за этого переживаешь. В конце концов, это в каком-то смысле совпадает с твоим замыслом. Разве нет? А ты сразу в легкую истерику. Ты ведь командир. А сейчас даже военный вождь, как у индейцев. Вот они проснутся, и тут уж без совета старейшин не обойтись. А пока можем выпить.
– Не хочется.
– А мне хочется. За здоровье змеи.
Той, что на стене. Дело в том, что Малыш тогда прихватил ее с собой. Когда мы возвращались из того бункера. Василь повел нас другой дорогой. Но Малыш заявил, что нет, он вернется тем же путем, каким пришел, потому что ему понравилось на той горе. Бандурко что-то пробурчал, хотя какой он, на хрен, был командир, просто он предлагал нам разные вещи, и только, однако это смахивало на нарушение некой дисциплины, на тихий мятеж или попросту на «поцелуй меня в сраку».
Когда в сумерках мы вернулись в шалаш, Малыш уже был там. Он сидел у огня и распинал на куске доски кожу змеи.
– Vipera berus, – произнес он, когда я сел рядом с ним. – Довольно крупная, скорей всего самка. Никогда не нападает первая. Vipera berus. Предпочитает бегство. Разве только если наступишь на нее. В сравнении с ужом кажется медлительной и вялой. Но не стоит ставить ее в безвыходное положение. Тогда она как молния. Но если есть возможность, старается убежать. Геморрагии повреждает кровеносные сосуды, а коагулин вызывает образование сгустков крови. Питается мышами и землеройками, иногда может сожрать лягушку. Но редко. Одно можно сказать точно: проснуться и выползти на поверхность она должна только в апреле.
– Сегодня был очень теплый день.
– Змея – это тебе не медведь. Она лежит под землей на глубине метра и не имеет понятия, тепло у нас тут или стужа. Ты знаешь, они часто зимуют вместе с жабами. В одной норе. С лягушками. С теми самыми, которых потом пожирают.
– Цивилизованные гады. Зимнее перемирие.
– Да. Не то что саламандры.
– А что саламандры?
– Пожирают друг друга в материнской утробе. Личинка личинку. Это называется аделофагия.
– Неплохо, – сказал я. – Может, и у меня был близнец.
– У Бандурко точно. Но он сожрал его из любви.
Малыш встал и повесил дощечку высоко над огнем.
– Законсервируется. Немножко потемнеет, но зато гнить не будет.
– На кой тебе эта гадость?
– И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя. – Малыш подмигнул и добавил: – Никогда же не известно, что может пригодиться.
Плоская выпотрошенная змея осталась с нами. Василь кривился, говорил, что воняет. Гонсер молчал, но было видно, что ему противно.
Я решил, что хватит спать. Малыш сидел рядом, прикладывался к алюминиевой кружке и любовался своим трофеем. Змеиная кожа действительно потемнела. Приобрела матовый отблеск цвета подкопченного золота. И только зигзаг полностью сохранил глубокую свою черноту.
– Это мог бы носить генерал, – заметил я. – Элегантная штучка.
– Естественно. А вот Гонсер и смотреть на нее не хочет. Я ему толкую, что она отводит болезни. Но он предпочитает лихорадку.
Малыш протянул мне свою кружку. Костек вылез из спального мешка. Его смуглое лицо имело коричневый оттенок. Как у обожженной и закоптившейся глины. Я глотнул и протянул кружку ему. Совет старейшин постепенно собирался. Василь сел напротив нас и привалился спиной к стене.
– Ребята, дайте попить, – попросил Гонсер тихим болезненным голосом и тут же зашелся кашлем.
– У меня тут есть кое-что специально для тебя. – Малыш снял с огня выщербленный горшок и налил в кружку какую-то мерзость. – Пей и не капризничай. Те, кто выжил, выжили только благодаря этому.
– Кто выжил? Где?
– В Сибири. Это чай каторжников. Зеленая хвоя and кипяток. То есть витамин С. Цинги у тебя, Гонсер, нет, но аскорутин не помешает. Пей, Гонсер. За здоровье змеи.
– Да чего ты все с этой змеей! – Бандурко почти кричал. – Смотреть противно. Паскудство какое… падаль.
Я подумал, что у Василя потихоньку начинают сдавать нервы. Или он просто до сих пор не может простить Малышу, что тот тогда положил на него. Гонсер пил, как курица. Мелкими глоточками, проглатывал по капле и морщился. Как-никак это лекарство. Водку пили только мы трое. Василь отказался. Мы попивали и покуривали. И все молчали. Ждали. Поправляли полешки в огне, ковырялись палкой в углях, шмыгали носом, чесались, покашливали – прямо как обезьяны, неандертальцы у костра, ни у кого не прорезался человеческий голос. Малыш успел выйти, принести воды, поставить гуральский чугунок на камни, из него уже начал подниматься пар, и все это в мертвой тишине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94
В конце концов, их образ не мог пропасть без следа. Возможно, он возвратился после многих лет, отразившись где-то от какой-нибудь звезды, туманности, галактики, их там до черта, и оказался у меня под веками. В сущности, никакого чуда. Иной раз люди видят и не такое. Я им не завидовал. Вскоре им предстояло возвращаться. Видя их бессмысленные мучения, ощущая тепло спальника, я испытывал огромное удовлетворение. Нет, не от их мучений. Оттого, что существует граница, тоненькая линия между спальным мешком и огромной белой могилой долины. И я хотел сохранить ее как можно дольше.
– Да и хрен с ним, – объявил Малыш, бросая нарубленные доски. – Ты, Бандурко, слишком из-за этого переживаешь. В конце концов, это в каком-то смысле совпадает с твоим замыслом. Разве нет? А ты сразу в легкую истерику. Ты ведь командир. А сейчас даже военный вождь, как у индейцев. Вот они проснутся, и тут уж без совета старейшин не обойтись. А пока можем выпить.
– Не хочется.
– А мне хочется. За здоровье змеи.
Той, что на стене. Дело в том, что Малыш тогда прихватил ее с собой. Когда мы возвращались из того бункера. Василь повел нас другой дорогой. Но Малыш заявил, что нет, он вернется тем же путем, каким пришел, потому что ему понравилось на той горе. Бандурко что-то пробурчал, хотя какой он, на хрен, был командир, просто он предлагал нам разные вещи, и только, однако это смахивало на нарушение некой дисциплины, на тихий мятеж или попросту на «поцелуй меня в сраку».
Когда в сумерках мы вернулись в шалаш, Малыш уже был там. Он сидел у огня и распинал на куске доски кожу змеи.
– Vipera berus, – произнес он, когда я сел рядом с ним. – Довольно крупная, скорей всего самка. Никогда не нападает первая. Vipera berus. Предпочитает бегство. Разве только если наступишь на нее. В сравнении с ужом кажется медлительной и вялой. Но не стоит ставить ее в безвыходное положение. Тогда она как молния. Но если есть возможность, старается убежать. Геморрагии повреждает кровеносные сосуды, а коагулин вызывает образование сгустков крови. Питается мышами и землеройками, иногда может сожрать лягушку. Но редко. Одно можно сказать точно: проснуться и выползти на поверхность она должна только в апреле.
– Сегодня был очень теплый день.
– Змея – это тебе не медведь. Она лежит под землей на глубине метра и не имеет понятия, тепло у нас тут или стужа. Ты знаешь, они часто зимуют вместе с жабами. В одной норе. С лягушками. С теми самыми, которых потом пожирают.
– Цивилизованные гады. Зимнее перемирие.
– Да. Не то что саламандры.
– А что саламандры?
– Пожирают друг друга в материнской утробе. Личинка личинку. Это называется аделофагия.
– Неплохо, – сказал я. – Может, и у меня был близнец.
– У Бандурко точно. Но он сожрал его из любви.
Малыш встал и повесил дощечку высоко над огнем.
– Законсервируется. Немножко потемнеет, но зато гнить не будет.
– На кой тебе эта гадость?
– И сделал Моисей медного змея и выставил его на знамя. – Малыш подмигнул и добавил: – Никогда же не известно, что может пригодиться.
Плоская выпотрошенная змея осталась с нами. Василь кривился, говорил, что воняет. Гонсер молчал, но было видно, что ему противно.
Я решил, что хватит спать. Малыш сидел рядом, прикладывался к алюминиевой кружке и любовался своим трофеем. Змеиная кожа действительно потемнела. Приобрела матовый отблеск цвета подкопченного золота. И только зигзаг полностью сохранил глубокую свою черноту.
– Это мог бы носить генерал, – заметил я. – Элегантная штучка.
– Естественно. А вот Гонсер и смотреть на нее не хочет. Я ему толкую, что она отводит болезни. Но он предпочитает лихорадку.
Малыш протянул мне свою кружку. Костек вылез из спального мешка. Его смуглое лицо имело коричневый оттенок. Как у обожженной и закоптившейся глины. Я глотнул и протянул кружку ему. Совет старейшин постепенно собирался. Василь сел напротив нас и привалился спиной к стене.
– Ребята, дайте попить, – попросил Гонсер тихим болезненным голосом и тут же зашелся кашлем.
– У меня тут есть кое-что специально для тебя. – Малыш снял с огня выщербленный горшок и налил в кружку какую-то мерзость. – Пей и не капризничай. Те, кто выжил, выжили только благодаря этому.
– Кто выжил? Где?
– В Сибири. Это чай каторжников. Зеленая хвоя and кипяток. То есть витамин С. Цинги у тебя, Гонсер, нет, но аскорутин не помешает. Пей, Гонсер. За здоровье змеи.
– Да чего ты все с этой змеей! – Бандурко почти кричал. – Смотреть противно. Паскудство какое… падаль.
Я подумал, что у Василя потихоньку начинают сдавать нервы. Или он просто до сих пор не может простить Малышу, что тот тогда положил на него. Гонсер пил, как курица. Мелкими глоточками, проглатывал по капле и морщился. Как-никак это лекарство. Водку пили только мы трое. Василь отказался. Мы попивали и покуривали. И все молчали. Ждали. Поправляли полешки в огне, ковырялись палкой в углях, шмыгали носом, чесались, покашливали – прямо как обезьяны, неандертальцы у костра, ни у кого не прорезался человеческий голос. Малыш успел выйти, принести воды, поставить гуральский чугунок на камни, из него уже начал подниматься пар, и все это в мертвой тишине.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94