Гостиная миссис Йельсен служила одновременно и спальней. Кровать стояла у левой стены, и на низком телефонном столике рядом горел крошечный ночник с зеленым расписным абажуром.
Овца Йельсен спала при свете.
Она открыла глаза, но не сделала ни единого движения,, даже не шевельнулась за те секунды, которые потребовались Лангелану, чтобы пересечь комнату. Хотя это все равно ничего не меняло.
Он сел возле изголовья. Руфь неподвижно смотрела на него, и даже дыхания ее почти не было слышно.
Свет ночника освещал сбоку ее обращенное вверх лицо, и левая половина его была хорошо видна, а правая пряталась в густой тени. Это походило на маску для Дня Всех Святых... и это отчего-то не понравилось Лангелану. Словно скрытый в темноте глаз Йельсен мог представлять угрозу...
Быстрее!!
Коротким движением он накрыл ладонью рот женщины, одновременно сжав ее ноздри средним и указательным пальцами.
- Слушайте, Руфь, слушайте очень внимательно. Сейчас вы кое-что сделаете для меня. Все будет просто - если не возникнет ошибки. И вы должны очень постараться, Руфь, чтобы ошибок не было.
Он заглянул в единственный видимый глаз миссис Йельсен - и не различил ничего. Распахнутый зрачок, казалось, поглощал все, в нем не отражался даже свет ночника. Лангелан немного, совсем немного сжал пальцы.
- Когда я отпущу вас, вы снимите трубку и наберете номер мистера Леонарда Армистеда. Не сомневаюсь, вы помните его наизусть. Кто бы вам ни ответил, вы скажете: "Пансион Йельсен". И все. Ни единого слова больше. Это просто, не правда ли, Руфь? Очень просто.
Он все еще сжимал ее рот и ноздри.
Как долго она сможет не дышать ?
- Если к тем двум словам вам вздумается прибавить что-то еще даже не слово, нет -любой звук, то он будет последним для вас... в этой жизни. Это тоже просто.
Она все еще не делает попыток освободиться.
- Но, может быть, Руфь, вы не точно меня поняли? Может, вы решили, что мне вздумалось поиграть с вами в некую экзотическую игру?..
Он улыбнулся, и эта улыбка получилась почти мягкой.
- Упаси Бог вас от подобного. Вам следует знать, насколько все серьезно.
Положив "люгер" на колени, Лангелан левой рукой провел по щеке Йельсен и коснулся уха. В мочку была вдета серьга - массивная золотая безделушка, почти сросшаяся с плотью. Он вырвал ее одним быстрым движением, без усилия. Тело Овцы Йельсен выгнулось дугой: мгновение она почти не касалась кровати, опираясь на нее лишь затылком и пятками. Потом обмякла, словно разом лишилась костей. Стивен схватил ночник и поднес к изголовью: - Теперь, сука, ты поняла, что я могу все?
Свет заливал лицо Руфь. И вдруг на секунду оно перестало походить на Сайта-Клауса. Исчезли румяные щеки, лоб, почти не тронутый морщинами, и Лангелан увидел древнее, ссохшееся лицо, лик существа (человека?), прожившего не один десяток жизней. Он отдернул руку.
И тут же все изменилось. Перед ним вновь была Руфь Йельсен, правое ухо ее заливала кровь, пропитывая подушку в дорогой, с вышивкой, наволочке. Но глаз -тот, что был до того в тени, -по-прежнему оставался черным и пустым, словно распахнутая дверь склепа.
Лангелан сжал рукоять "люгера", испытывая почти непреодолимое желание спустить курок. Мышцы задеревенели, и ему пришлось сделать усилие, снимая телефон со столика. Он поставил аппарат ей на грудь и приблизил ствол пистолета к такой симпатичной ямочке под подбородком миссис Йельсен.
- Звони.
- Стив...
Короткое слово прошелестело в звенящей тишине комнаты, будто последний лист слетел, кружась, с мертвого дерева. Это было мгновение между жизнью и смертью. Указательный палец Лангелана потянул спуск...
Миллиметр - еще один миллиметр - и замер.
"Стив! Назвала по имени! Эта старая стерва знает мое имя!!!"
- Я знала его еще до того, как ты переступил порог пансиона. И ты действительно можешь все, - она говорила свистящим шепотом, и грудь ее тяжело поднималась и опускалась, словно телефон давил непосильной тяжестью. - Из того, что в состоянии представить. Но представить... ты способен... на все...
Не так! Все идет не так!
Он был твердо намерен не дать ей говорить. Ничего, кроме двух слов. Двух слов в телефонную трубку. Он полагал, что эти слова не способны ему повредить, но зато наверняка послужат сигналом тревоги для Армистеда. Возможно, тот не приедет сам, но кто-то обязательно явится. Это и было самым важным. Это был контакт.
Все остальное - вопрос техники: привычные действия. Добраться до Армистеда - значит добраться наконец до Филипа Спаатца. Но... Руфь Йельсен произнесла гораздо больше двух слов. И все еще жила...
Кровь продолжала струиться, кровь была на одеяле и простыне. Поразительно, как много ее скопилось за несколько минут. Лангелан провел пальцем по липкой и влажной наволочке, а затем изобразил вопросительный знак на пластмассовом корпусе телефона. Потом приложил палец к губам. После чего молча заглянул ей в глаза. Руфь Йельсен медленно опустила веки.
Да.
"Она поняла. Теперь она поняла".
Рука Йельсен потянулась к телефону: Лангелан придерживал аппарат, грозивший в любой момент соскользнуть. Манжета его сорочки поднялась, обнажив запястье.
Руфь набирала номер. Диск вращался со слабым звуком, похожим на жужжание готовой ужалить осы.
"Восемь... один... четыре... еще четыре... дев..."
Палец Йельсен внезапно выскользнул из отверстия телефонного диска. Движение было неуловимым. Рука женщины коснулась его запястья, и это прикосновение
...озеро...
заставило вздрогнуть. Он замер, чувствуя, что мысли, его собственная воля расплываются, теряют очертания, словно тесто под руками умелой хозяйки, но главное -это было приятно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35