Мать ни о чем не спрашивала, дочь явилась к ней перед самым полетом и этим сказала все.
Сердце матери охвачено было тревожным чувством, но она скрывала его. Что ж, в конце концов Ари - самостоятельный человек. И, вероятно, придает этому полету чрезвычайное значение, если боялась, что мать начнет отговаривать. Ари, Ари... Живем один раз, и у каждого свой путь...
- Мне пора, мама.
- Я буду ждать тебя, доченька.
- Спасибо, что ты такая.
- Помни: я тебя жду.
Ари поцеловала мать и быстро ушла. Перед входом в Главный туннель обернулась и махнула рукой. Мать одиноко стояла у озера и плакала.
Быть может, это извечная судьба матерей - провожать детей в дальние дали. Где та мера, которой можно было бы измерить горе матерей всех времен? Наверно, и электронная машина зарыдала бы, если бы подключили ее к материнским сердцам...
Целый год регулярно появлялась Ари на материнском экране. Передав результаты исследований Научному центру, она сразу же связывалась с матерью. Голос ее всегда был энергичный, лицо - безоблачное. Они с Альгой движутся точно по линии "Сатурна". Масс-спектрометры и вся остальная аппаратура работают хорошо: уже обнаружены некоторые незначительные, совершенно незначительные изменения в компонентах потока космических частиц. Но, подчеркивала Ари, эти изменения имеют тенденцию к увеличению и, по всей вероятности, будут усиливаться.
Ее прогноз оправдался: на протяжении всего следующего года пучки хронотронов, так сказать, утолщались, росли, густели. Словно ручейки сливались в единый поток. Пришлось увеличить ускорение, чтобы как можно дальше проникнуть в этот объем. И изображение Ари на экране матери все больше и больше темнело, очертания его постепенно теряли контуры, размывались. Сквозь туманную завесу едва доносились отдельные слова:
- Хронотоны... не свойственны орбите... Предостерегаем "Сатурн"... мощное течение... компоненты поля... Измените, измените трассу!..
Экран совсем померк, пропал даже и шепот.
"Что же это?.. - думала мать. - Может быть, возвращаются? Последнюю информацию послали почти три года назад... Хотя рассуждения об этих условных годах лишены всякого смысла: каждая инерционная система имеет свое время..."
Свое время... Да, Ари и Альга несомненно имели свою, только им принадлежащую систему счисления времени. Но чем дальше двигалась их ракета, тем выразительнее проступали какие-то удивительные перемены в этой системе. Интенсивнее заработал не только хронотрон - масс-спектрометр частиц времени, но и собственные организмы. Усилился обмен веществ каждая клетка тела работала по какой-то безумно интенсивной программе.
- Я, кажется, заболеваю, Ари, - сказал Альга. - Все время мучают меня голод и жажда. Ем и не насыщаюсь, пью - и не могу напиться.
- То же самое происходит и со мной, - спокойно отвечала Ари. - Это нормальное явление.
- Нормальное?
- Да, мой милый. Взгляните на осциллограф: поток хронотронов усилился более чем в десять раз. Эти частицы не экранируются, все формы материи, по крайней мере, те, которые нам известны, прозрачны для носителей времени. Но они исключительно активны, в природе нет ни одной элементарной частицы, захваченной хронотроном.
- Естественно, вневременной материи не существует. Но мы ведь движемся с такой скоростью...
- Что время должно бы замедляться, верно?
- Согласно релятивистской теории.
- Я уже думала над этим. Здесь совершенно иные компоненты пространственно-временного континуума. О них не знали и не могли знать физики. Кстати, это вам материал для философских обобщений.
- Какие компоненты вы имеете в виду?
- Интенсивный поток свободных хронотронов. Для нас теперь время буквально летит. В этом пространстве скорость хронотронов катастрофически увеличилась.
- И что это, по-вашему, значит?
- Что за один наш условный сатурновский день мы проживаем не меньше десяти.
- Проще говоря, стареем?
- Да, мой милый Альга, мы интенсивно стареем.
Философ влюбленными глазами смотрел на нее и не замечал никаких признаков старения. Наоборот, ему казалось, что Ари расцвела, стала здоровее и еще прекраснее. Ах, какая же она красивая! Даже те короткие минуты, когда они сменяли друг друга в кабинете управления и он мог приласкать ее хотя бы взглядом, наполняли его душу неописуемым блаженством. А это ее "милый мой" прямо-таки обжигало его огнем. Сколько раз порывался он признаться в любви! Слова уже готовы были сорваться с губ, но каждый раз непреодолимая стыдливость, смущение, застенчивость, черт знает что еще, какой-то непонятный страх налагали категорическое вето. Потом, оставшись один в своей кабине, он безжалостно ругал себя за нерешительность и высмеивал свои мысли и желания. Ну разве это не глупость - стремление хотя бы коснуться ее платья!..
Вскоре Альга заметил у нее первые морщинки возле глаз. Они придавали ее облику страдальческое и вместе с тем ироническое выражение.
- Вы уже седеете, мой милый Альга, - сказала она однажды то ли с сожалением, то ли с укором.
- Неужели? - философ схватил себя за волосы, словно мог на ощупь ощутить седину. - Это, наверно, мудрость проступает. - А у вас нет...
- Мудрости? - усмехнулась Ари.
- Седины! Вы такая же молодая и вообще такая же, как раньше.
- Пока - да... - Она молча склонила голову. - Ступайте подкрепитесь, я вижу, вы проголодались за эту вахту.
Ари удобно устроилась перед овальным обзорным экраном, а он прошмыгнул в узкий люк и отправился в Энергетическую кабину. Но не успел опустошить и трех питательных тюбиков, как из динамика донеслось:
- Скорее сюда, скорее, Альга!
С початым тюбиком в руке он влетел в кабину управления.
1 2 3 4 5 6 7