- удивление патрульного показалось мне, по меньшей мере, странным. Я успел заметить краем глаза, что рука его уже потянулась за пистолетом, на мгновение у меня создалось впечатление, что он не верил своим глазам, опознав в поднимающемся человеке своего бывшего начальника. Вот уж не ожидал. Как вы тут оказались?
Он говорил довольно тихо, так что и я поневоле снизил голос, рассказав ему в двух словах предысторию моего появления на шестом этаже доходного дома. Патрульный улыбнулся, стараясь спрятать свою улыбку в редкие усики, и молча протянул мне свой револьвер, едва я заикнулся об этом.
- В барабане не хватает одной пули, - предупредил он в последний момент, указывая на дверь, соседней с шестьсот восьмой квартиры.
- Не понял, - я резко обернулся. Он смущенно посмотрел себе под ноги.
- Собака, - почти наудачу произнес он. - Кто-то выпустил. Довольно агрессивный бультерьер, не знаю, как таких держат в подобном месте.
Значит, пальнул не тот молодой человек в дверь, а этот в собаку, хоть это немного успокаивает. На шум, запершийся в квартире, вероятно, обратил внимание, но вот как прореагировал - неизвестно. По всей видимости, мне же и придется выяснять. Я кивнул патрульному, так и не спросив его о результатах стрельбы, и двинулся к двери.
- Удачи вам, шеф, - прошептал он так, что я едва его расслышал.
Я кивнул в знак согласия, что-что, а она мне понадобится, а спустя несколько секунд уже стучал в дверь шестьсот восьмой квартиры.
Секунда тишины. Я уже собирался сообщить самоубийце о своем приходе, как необычно спокойный голос произнес:
- Заходите, - и, когда я открыл осторожно дверь и оказался внутри, добавил, - капитан.
Не входить, подождать, справиться с волнением, изменить выражение лица или схватиться за револьвер, заткнутый сзади в джинсы, было уже поздно. Я уже успел появиться, успел обнаружить, что при входе непосредственная опасность мне не угрожает, и, следовательно, все первые мои движения были предопределены сотни раз отработанными действиями за годы тренировок, проведенных в учебных классах, и за время работы в службе правопорядка. Я успел осмотреть комнату, заметить в ней стоящего подле окна молодого человека, примерно одного со мной роста и возраста, держащего револьвер в правой руке дулом вниз, успел понять, что, кроме него, в комнате никого, а дверь в кухню закрыта и заставлена этажеркой. Он произнес свое последнее слово, выдержав трехсекундную паузу, именно тогда, когда я оценил степень опасности, исходящую от этого человека и занялся, стараясь не упускать из виду его движений, осмотром квартиры; именно в этот момент он и подловил меня.
Молодой человек полюбовался сменой целой гаммы чувств на моем лице, внезапной скованностью моих движений, непроизвольным жестом выхватить из-за спины револьвер - Бог его знает, зачем, - и, видимо, остался доволен. Зато я убедился, и пол-очка в мою пользу - что, даже если он не один в квартире, даже если это ловушка, я успею отреагировать на любое появление со спины, из ванной комнаты любой группы, числом не превышающем количества оставшихся патронов в заткнутом в джинсы оружии, минус один патрон. Эту сторону дела он отметил также и произнес свою вторую фразу таким же спокойным и уравновешенным голосом, никак не вязавшимся с его намерениями, прежде чем я успел произнести свою:
- Не беспокойтесь, капитан, мы одни.
Я кивнул.
- Вынужден поверить на слово.
В ответ молодой человек улыбнулся. Или мне так показалось, что он улыбнулся; самоубийца стоял спиной к свету, лицо его находилось в собственной тени и разглядеть его выражение в ярких солнечных лучах, бивших из окна, было делом нелегким. Молодой человек выбрал очень удобную позицию для наблюдений за входной дверью, он видел ее от окна наискосок в проеме распахнутых створок, соединяющих комнату, практически лишенную обстановки, и крохотный коридорчик. Отсюда он мог, не беспокоясь о группе захвата, диктовать условия и решать проблемы, что привели его в эту квартиру. В течение долгой паузы, отведенной для ответа на мою фразу, мне подумалось, что, вполне возможно, квартира эта выбрана им намеренно, он мог быть здесь и раньше, скажем, составляя компанию тому студенту, что проживает в этой "меблирашке".
Пауза продолжала затягиваться, молодой человек продолжал улыбаться и лишь нервно дернул рукой с зажатой в ладони рукояткой револьвера: единственный признак, что он хоть в чем-то выдает свои чувства. Я боялся и не мог не смотреть на эту руку, она приобрела для меня куда большее значение, чем глаза собеседника, чем выражение его лица, ушедшее в тень. Мне было видно любое шевеление пальцев, любое сокращение мускулов пускай и непроизвольное; я поднял правую руку на пояс, зацепив большем пальцем за часовой кармашек джинсов. На всякий случай сократить путь своей руке.
И тут только я заметил, что молодой человек одет точно так же, как и я. Первоначально это не бросилось мне в глаза по весьма прозаической причине - слишком стандартное одеяние: теннисные или беговые кроссовки, голубые джинсы, с кожаным поясом черная обливная кожаная куртка и белая майка под ней. Я застегнул свою кожанку под горло, на улице было довольно прохладно, а молодой человек расстегнул свою. На майке была выведена надпись "Greenpeace", издевательская для данного случая.
- Очень хорошо, что вы пришли, капитан, - произнес молодой человек резким голосом, скороговоркой, отчего я вздрогнул.
- Я вижу, вы меня знаете.
- В самом деле, капитан.
- С удовольствием поинтересуюсь, откуда же.
- А вы меня не узнаете? Впрочем, - он перебил сам себя, - я понимаю, почему.
1 2 3 4 5 6 7 8 9