А пока мы увидели на индикаторе, что кабина остановилась на четвертом этаже. Вызываю Руиса, ведь он на четвертом, и Руис сообщает по радио, я, мол, его вижу, я его застукал. И все, молчание. Я вхожу в другой лифт, поднимаюсь на четвертый этаж. Руиса там нет, а я, стало быть, в полном дерьме. Слышу сирены. Спускаюсь в вестибюль. Там лейтенант Посада, с ним десять человек, а по дорожке к отелю бегут еще люди. Я рассказал лейтенанту, что случилось, и мы стали обыскивать отель, все комнаты и служебные помещения… поставили по два человека у каждого выхода. – Тут он перевел дыхание. – Мы проверили сначала все комнаты на четвертом, я их сам осматривал. Все мирно спят. Такая же картина во всем здании. Было уже около четырех часов. И тут зазвонил этот хренов телефон. Женщина из четыреста шестнадцатого кричит как сумасшедшая. – Дюваль вытер ладонью широкое лицо и провел пальцами по волосам. – И вы хотите знать, как выглядел этот гад, верно?
– Это бы нам помогло.
– Правильно, только дело в том, что я не могу его описать. Я смотрел прямо на него с расстояния в двадцать ярдов, не больше, и свет горел ярко, а я не могу вам сказать, был ли он черный, белый, желтый, высокий, маленький, толстый, худой, был на нем костюм Санта-Клауса или что еще. Ничего не помню. Я бы решил, что я спятил, но с Апарисио то же самое. Пустота, как бывает во сне, увидишь что-нибудь страшное вроде прогулки по Марсу, проснешься, лежишь и ничего не соображаешь. Что за дьявольщина…
– Хорошо, я понял, а чтобы вы успокоились, скажу: этот мерзавец имеет при себе самые разные вещества, дурманящие разум, у нас есть доказательства. Он мог распылить что-то такое в воздухе, кто знает? А как насчет Руиса, что с ним случилось?
– О, Руис! – Дюваль фыркнул. – Мы его обнаружили в уборной минут через десять после того, как нашли труп женщины. Он выглядел то ли как пьяный, то ли как обкуренный. У него есть что рассказать. Предоставляю вам самому это от него услышать.
После этого Джимми разговаривал с Апарисио, которая подтвердила во всех подробностях рассказ своего сержанта; за нею последовал Лаксфельт, совершенно сбитый с толку событиями прошедшей ночи. Он с непреодолимым упорством настаивал на том, что мимо него никто не проходил в вестибюль. Руис оказался худым, нервным пареньком, он первый год служил в полиции. На лбу у него выступили крупные капли пота, он курил одну за другой сигареты «Кэмел» с фильтром. Он начал рассказывать свою историю, начав с того момента, когда открылись двери лифта.
– Я пригнулся, держа оружие наготове. Я одним ударом уложил его на пол. Он не сопротивлялся, я надел на него наручники. Я связался с сержантом по рации и сказал, что схватил парня, он в наручниках. Я обыскал его карманы и обнаружил нож.
– Какой это был нож, Бобби?
– Один из тех, какими выполняют резьбу по дереву, с красной пластмассовой ручкой, лезвие похоже на длинный скальпель. Я его сложил. Потом на другом лифте поднялись сержант с Диком. Они увели преступника. И тут появился лейтенант Кинси, начальник моей смены, и меня все стали хлопать по спине. Дело сделано, все кончено. Я имею в виду, что я это помню. Так было. Я подогнал свою машину к отелю, моя смена закончилась, и я поехал домой. Лег спать. И вижу сон, настоящий кошмар, и запах сильный, резкий, будто я в каком-то темном месте, узком, как гроб, и я встаю… А потом… я вдруг понимаю, что я не сплю, и я не лежу в постели, а на самом деле нахожусь в каком-то темном месте, и пахнет вроде как отбеливателем для стирки, только сильнее. Это была женская уборная на четвертом этаже. Я выхожу и вижу, что в коридоре полно полицейских, все они смотрят на меня. Подходит сержант Дюваль и спрашивает: где ты был, черти бы тебя взяли? Наручники мои у меня на поясе. Я первым делом сам его спрашиваю: «Вы его схватили? Ведь вы же его увели!» А они на меня глаза таращат. Потом рассказали мне, что произошло.
Руис спрятал лицо в ладони, бормоча:
– Ах, дерьмо! Ах, дьявол!
Далее последовали сухие, без слез, рыдания, Паз произнес свою утешительную фразу насчет экзотических одурманивающих веществ, но это не помогло. Потрошитель каким-то образом отключил разум паренька от действительности, это было не менее жестоко, чем изнасилование невинной девушки, только насилие было не над телом, а над умом. Неизлечимая рана.
Паз прекратил разговор; Руис явно не помнит наружность потрошителя, что и не удивительно. Джимми вышел из отеля подышать воздухом, но воздух этот в значительной степени состоял из выхлопных газов от полицейских и репортерских машин. Он присел на каменную скамью и просмотрел свои записи при свете восходящего над горизонтом солнца. Начало нового дня, которому не рад ни один из сотрудников Управления полиции Майами. Зазвонил мобильник.
– Где твоя машина?
Паз сказал где и спросил:
– Что у тебя, Клетис?
– Только что позвонили, найден ребенок.
– Где?
Клетис назвал адрес и добавил:
– Я подожду тебя в машине.
Десять минут спустя они прибыли на улицу Гибискус и подъехали к тонущему в зелени двору, в глубине которого видно было двухэтажное здание с облупившейся темно-желтой штукатуркой. Мигающие огни патрульной машины бросали причудливые блики на темную листву деревьев. Когда Барлоу и Паз вышли из машины, как раз подъехал фургон «скорой помощи», чьи темно-красные огни добавили свой цвет к этой картине. Молодой патрульный полицейский, который провожал Клетиса и Джимми во двор, был очень бледен.
Ребенок – это была девочка – лежал на нескольких промокших от крови листах газеты «Майами геральд». Номер был вчерашний. Спортивные страницы. Верхняя часть черепа младенца аккуратно сдвинута вбок, на плечо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152