Апрельский ничего не мог сказать, он цеплялся за лед, но конвоиры били его по пальцам прикладами. В конце концов его утопили.
…Однажды Роджерс, напевая веселую песенку, возвращался к себе домой из офицерского бара.
Чуть потеплело, снег светился на солнце, и Роджерс думал, что Россия – совсем не такая плохая страна… Товар, за который он не заплатил ни копейки, нашел покупателя. Комиссионер Роджерса в Архангельске, лейтенант Мэрстон, недавно сообщил, что вся партия дегтя и смолы продана на вывоз. «Надо будет позаботиться о новых запасах…»
У входа в комендатуру его остановил дежурный адъютант и доложил, что в приемной сидит Абрамов. Роджерс поморщился.
Инспектора городского училища Абрамова знал весь Шенкурск. Роджерсу несколько раз приходилось вызывать его в комендатуру по делам школы.
У Абрамова пропала шестнадцатилетняя дочь. Три недели тому назад труп ее нашли – в лесу за Спасской горой. Труп девушки был в таком состоянии, что отец опознал свою дочь только по нательному серебряному крестику. Роджерс официально заявил, что девушка убита партизанами. Надо же было что-нибудь придумать! Кто мог знать, что дело так скверно обернется!..
Недавно в гости к Роджерсу приехали с Важских позиций два офицера. Приятели решили повеселиться. Они погрузили в сани вино и поехали кататься. Дорогой много выпили и порядком охмелели. На обратном пути им встретилась миловидная девушка. Офицеры потащили ее в сани. Девушка сопротивлялась отчаянно, но ей заломили руки за спину и заткнули рот платком. В квартире ей пригрозили пистолетом, затем напоили до бессознательного состояния. Дальше все происходило так, как уже не раз бывало у Роджерса.
Утром, когда комендант проснулся, денщик доложил, что девушка повесилась в уборной. Роджерс распорядился закопать ее труп в лесу. Но солдатам было лень копать яму, и они бросили тело на растерзание волкам.
– Чем могу служить? – хладнокровно сказал Роджерс, показывая Абрамову на двери своего кабинета.
Они вошли. Абрамов в оцепенении смотрел на Роджерса, будто впервые видя его клочковатые брови, усы в щеточку, кадык, большую синюю бородавку на носу.
– Все именно так и было, как я предполагал… – сказал Роджерс, закуривая сигарету. – Оказывается, ваша дочь дружила с учительницей Еленой Егоровой, коммунисткой… Она вообще была близка к этому семейству… Хорошо знала самого Егорова…
– Да, знала, – глухо отозвался Абрамов.
– Ну вот! Это несомненно политическая месть… Быть может, за измену или за отказ выполнить какое-нибудь задание подпольной организации. К сожалению, это ваша единственная дочь…
– Единственная, – так же глухо повторил Абрамов. Роджерс молчал. Больше ему нечего было сказать.
– Я все знаю, – вдруг медленно заговорил Абрамов. – Нашлись добрые люди… А вы думали, что и концы в воду? Нет, народ все видит. Не спрячетесь. Это вы убили мою Клаву.
Роджерс откинулся на спинку кресла.
– Я ездил в Архангельск, – прибавил Абрамов. – У меня там знакомый в вашем штабе. Он доложил генералу Айронсайду. Но генерал сказал, что офицеры имеют право повеселиться… А с дочкой просто несчастный случай! Так что вам ничего не угрожает, господин комендант. Ваш генерал – еще больший негодяй, чем вы. А самые главные негодяи, которые выше генерала, за морем-океаном. Так я понимаю… Это они дали вам права на все преступления, – гневно продолжал Абрамов. – Сами вы не осмелились бы. До заправил ваших мне не дотянуться, а до вас… Оружия нет, и стрелять не умею. Но я очень желал бы вас убить… Вот и все, что мне нужно было вам сказать. Больше претензий не имею.
Он спокойно взглянул на капитана. «Сумасшедший», – подумал Роджерс.
Тяжело вздохнув, Абрамов напялил на голову потертую бобровую шапку и вышел. Этой же ночью его арестовали.
Через день Роджерс телеграфировал Ларри: «В городе тихо, учитель Абрамов умер в арестном доме от сыпняка».

Глава четвертая
1
«Не к офицерству обращаемся мы, а к вам, одетые в военную форму рабочие и крестьяне Америки и Англии. Вас пригнали к нам на Север. Банкиры и фабриканты послали вас душить Советскую Россию».
Так начинались листовки, разбросанные лыжниками в неприятельском тылу.
Только под утро измученная и продрогшая Люба Нестерова пришла вместе с товарищами в деревню Березник, где теперь расположился батальон Сергунько.
Той же ночью сюда передислоцировался и штаб колонны. С самого утра началась работа. Комнаты штаба наполнились людьми. Командиры приезжали с передовых позиций, расположенных в нескольких верстах от деревни.
Фролов и Драницын рано утром выехали в части. К середине дня они вернулись в Березник, чтобы провести совещание командиров и политработников, посвященное общему ходу шенкурской операции и конкретным задачам ее первого этапа.
Самая большая комната дома, где разместился штаб колонны, была переполнена. К потолку поднимались клубы махорочного дыма. Открыв совещание, Фролов предоставил слово командиру. Драницын взял карандаш и подошел к висевшей на стене карте Шенкурского района.
– Здесь движется восточная колонна, Кодемская, – сказал он, показывая на карту. – По донесениям разведки, противник концентрирует на этом направлении значительные силы. Кодемской колонне, идущей в составе восьмисот штыков и одной инженерной роты, приданы пять орудий, одно двухдюймовое и четыре полуторадюймовых. Даже на своем пути к исходной позиции эта колонна, видимо, не обойдется без боя…
Западная, Няндомская, колонна, – продолжал Драницын, – движется на Шенкурск через Верхнюю Паденьгу в составе одного стрелкового батальона, добровольческой роты при двенадцати пулеметах, двух трехдюймовых и четырех полуторадюймовых орудиях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145