о политике, о стихах, о любви. Суждения его подчас были наивны, но Андрей, искренне полюбивший Валерия, завидовал его прямолинейности, и хотя часто с ним не соглашался, но всегда признавал его превосходство над собой.
– Ну, давай спать, – сказал Валерий своему новому приятелю.
В сарай вошла Люба. В просвете распахнувшихся дверей Андрей увидел ее силуэт. Неслышно набрав большую охапку сена, Люба вышла. Валерий приподнялся на локте и посмотрел ей вслед. То же самое сделал и Андрей. В бледном свете северной ночи фигура Любы казалась еще более тонкой, почти прозрачной. Когда она поднимала на плечо охапку сена, сарафан приподнялся, обнажив стройные белые ноги.
– Хороша… – вздохнув, сказал Валерий.
– Да… В ней есть что-то тургеневское.
Валерий усмехнулся.
– Опять завел свою интеллигентщину!
На этот раз Андрей разозлился.
– Ничего позорного в этом не вижу! – с неожиданным для самого себя раздражением сказал он. – Гораздо хуже быть полуинтеллигентом…
– Это я полуинтеллигент?
– Да, ты.
– А кто виноват?… – насмешливо спросил Валерий. – Ваш мир, ваш строй.
– Мои родители не лавочники и не бароны! – взволнованно возразил Андрей. – Я учился на свои собственные трудовые гроши!..
– Скажите пожалуйста… Ах, как ужасно! Да ежели бы твой отец имел на руках восемь ртов, не видать бы тебе университета. Тебя поощряли! А я получал подзатыльники… На мои гроши хлеб покупали!
Чтобы окончательно уничтожить Андрея, Валерий прибавил:
– Тургенев? Ахи да охи? Нежная любовь? Вот вчера Сенька мне говорил, будто он с ней гуляет.
– Какой Сенька? – растерянно пробормотал Андрей.
– Парень из деревни. А в общем, ну тебя к черту!.. Завтра с шести часов стрельба… Это тебе не Тургенев!
Он снова повернулся спиной к Андрею и через минуту уже похрапывал. Андрей же долго не мог заснуть. «Нет! – думал он. – Этого не может быть! Врет Сенька… Этого не может быть!»
3
Покосы и уборка уже кончились. Клочки сена валялись повсюду. В этом году травы поднялись поздно, вторая половина июля была дождливой и холодной, с косьбой запоздали. Но и за Ческой, в полях, и на лесных опушках теперь уже стояли стога, точно длинные ржаные ковриги. Сараи были доверху набиты сеном. Деревня надежно запаслась кормами для скота.
По вечерам молодежь гуляла. Вперемежку с деревенскими парнями стайками ходили по улице и бойцы.
Женщины в праздничных сарафанах либо в сборчатых широких юбках и в пестрых кофтах с узкими рукавами сидели возле изб на завалинках и судачили.
Однажды вечером Андрей увидел на улице чернобровую полную девушку в кокошнике. Он уже знал, что это Калерия, дочь Мелосеева. После петровок ее просватали за Сеньку-плотовщика, самого отчаянного парня на деревне. Вскоре ожидалась их свадьба. Люди и вправду болтали, будто до Калерии Сенька бегал к Любе, но Андрей по-прежнему не верил этому.
Калерия шла с подругами. Вслед за ними плелся Пашка, приятель Семена, босиком и с гармонью. Возле церкви толпился народ. Через раскрытые двери церковного притвора виден был иконостас, озаренный немногими свечами. Из церкви доносился запах ладана, слышны были возгласы священника, пение стариков и визгливый голос Мелосеева, стоявшего на клиросе. Всенощная уже кончалась.
Гармонист, проходивший мимо церкви, не стесняясь, пел свое:
По Москве Сенька гуляет,
Извозчика нанимает,
Извозчика не нашел,
Сам заплакал да пошел,
Ко товарищу зашел.
Ты, товарищ дорогой,
Сядь, подумаем со мной.
Уж я думал, передумал,
Кого к Любушке послать,
Кому Любушке сказать,
Что женюся на другой,
На богатой, на чужой.
Калерия обернулась и погрозила гармонисту кулаком.
– Доехало, – засмеялись бабы на завалинке. – Кошку бьют, невестке наметки дают.
С выгона показалось стадо. Впереди него неторопливо шел бык с железным кольцом, пропущенным сквозь ноздри. Позади стада брели пастухи в лаптях, с батогами. Стога курились от сырости. Мычали коровы, позвякивали колокольчики.
За линией окопов, вырытых неподалеку от деревни, отряд выставлял дозоры. Они либо углублялись на две или на три версты в лес, либо подходили к грунтовой дороге, идущей сюда из города Онеги. В этих же местах лежали по канавам секреты. Каждый секрет состоял из двух человек.
Старшим одного из секретов сегодня был назначен Иван Жарнильский. Вместе с молодым бойцом Маркиным он подошел к логовинке пересохшего ручья, протекавшего неподалеку от берега реки Онеги. Обменявшись с товарищами паролем и отзывом, они залегли. Жарнильский выкопал в сене пещерку с таким расчетом, чтобы просматривалась дорога и кусок поля за ней.
Лежавший рядом с ним Маркин зевнул во весь рот и сладко потянулся.
– Раззевался, как лошадь! – с досадой сказал ему Иван. – Рановато! Нам до полночи тут барабанить. Ты на природу любуйся. Смотри, как хорошо!
– Вода да кочки… – вяло, со скукой в голосе отозвался Маркин.
– Ну, и довольно, – сказал Иван. – Для красоты много не надо.
– Неправильно Драницын дежурство распределил, – сказал Маркин. – Отдежурим до полночи, а в четыре опять заступать. Дорога, то да се… Факт, не зыспишься.
– Зато сразу отделаемся. И с колокольни долой. Живи, как хочешь, цельные сутки… Пойдем, Маркин, завтра рыбку половим. Я вчера из проволоки крючки обточил. Славные вышли крючки!.. Ты удить любишь?
Но Маркин будто и не слыхал его. Вынув кисет, он кое-как слепил цигарку и подал табак Жарнильскому.
Над болотом поднимался густой туман.
– До костей проймет! – Маркин выругался.
– Не нравится?
– Чему тут нравиться?
Иван засмеялся.
– Живи ты легче, Маркин. Солдату, брат, ко всему привычку надо иметь, а ты все ворчишь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145