Фролов едва успел войти в салон, как машинистка торопливо сказала ему:
– Последняя фраза была: «Долой эту бойню, затеянную империалистами…»
– Да, да, – пробормотал Фролов. Он прошелся по салону и остановился возле стола. – Пишите так: «Солдаты Америки и Британии!.. – Комиссар диктовал по-английски. – Вас прислали сюда для расправы, как некогда царь посылал казаков против революции и против народа. Разве вы хотите стать жандармами свободы?…»
Дверь приоткрылась, и в салон вошел вахтенный матрос.
– К вам, товарищ комиссар, – доложил он. – Опять тот самый красном.
– Ну, что делать… Давай его сюда, – раздосадованно сказал Фролов.
Матрос вышел. Машинистка, посмотрев на дверь, увидала командира в потертой кожанке и с маузером на боку.
В ту же сторону взглянул и комиссар.
– Ты?! – удивленно воскликнул он.
– Так точно, товарищ комиссар, собственной персоной! – громко, на весь салон отрапортовал Валерий.
Фролов подошел к Валерию. Кубанка, которую он сейчас носил вместо морской фуражки, изменила его лицо, и оно показалось Валерию каким-то незнакомым. Они обнялись.
Усадив Валерия на кожаный диванчик, Фролов попросил его подождать.
Когда листовка была составлена и машинистка ушла, комиссар сказал Валерию:
– Ну, теперь рассказывай свою историю…
Фролов слушал внимательно, улыбался, а иногда и хохотал. Сергунько все рассказывал в лицах, забавно изображая и себя и Козелкова. Особенно смешно представил он, как Козелков удивился, получив из штаба телеграмму о переводе Сергунько на Двину. Порадовало Фролова, что, по словам Валерия, его помнили в отряде. Но жизнь в Ческой теперь казалась комиссару очень далекой. А ведь прошел всего только месяц.
– Я рад, Валерий, что ты приехал, – дружески сказал комиссар. – Наладишь у нас полевую разведку. А в штабе армии был? Гриневу видел?
Валерий хлопнул себя по лбу.
– Да ведь вам письмо…
И подал комиссару толстый пакет.
Фролов изменился в лице:
– От Гриневой?
Он нетерпеливо разорвал простую газетную бумагу, в которую было запечатано письмо. Некоторое время он читал молча. Глаза его успокоились и повеселели.
– Поди к Андрею! – сказал он Сергунько. – Мне сейчас некогда… Я должен показать письмо комбригу. – Он быстро вышел из салона.
Валерий с недоумением поглядел ему вслед.
Письмо члена Военного совета армии Гриневой начиналось сообщением о здоровье Ленина.
«Спешу вас порадовать, – писала она, – теперь уже можно сказать определенно, что всякая опасность миновала. Скоро Ильич приступит к работе. Скоро мы услышим его голос. Какое это счастье не только для нас, но и для всего пролетарского, рабочего мира!»
В конце письма Гринева писала, что собирается приехать на Северную Двину:
«Не думайте, товарищ Фролов, что для ревизии или чего-нибудь в этом роде. Я верю в пролетарский дух виноградовских отрядов, а также в Ваше упорство, которое вызывает во мне только доверие. Вашу докладную записку я получила и поняла, как было бы плохо, если бы Виноградова не оказалось на Двине. Виноградов сделал огромное дело – остановил интервентов на подступах к Котласу в самый опасный момент, когда мы были слабы и почти беззащитны… Снимать его было бы преступлением… С Семенковским увидеться я не смогла, так как он отбыл на позиции. С Ольхиным говорила. В ближайшие дни все будет исправлено. Я прошу Вас передать это товарищу Виноградову… Он остается командиром бригады».
5
– Совещаться-то когда будем? – спросил Павлина вестовой Соколов, убирая пустой бачок из-под щей и тарелку с остатками пшенной каши. Павлин только что пообедал.
– Скоро начнут собираться, – ответил комбриг.
В кают-компании должно было состояться совещание, посвященное штурму Усть-Важского.
Павлин рассматривал чертеж, изображающий тот участок Северной Двины и реки Ваги, на котором должно было разыграться сражение. Драницын, подготовивший этот чертеж, показал на нем секторы артиллерийского обстрела, точки сопротивления противника, направления всех основных ударов. Это был как бы прообраз будущего боя, воплощенный на небольшом листе голубоватой кальки.
Павлин смотрел на чертеж, и вместо секторов обстрела перед ним возникали действующие батареи, вместо красных стрелок – войсковые группы, вместо заштрихованных квадратиков – селения и погосты, вместо точек и крестиков – мельницы, кирпичные здания, церкви, колокольни. Он видел живую картину предстоящего боя… Широкий плес реки, ее острова, глубины, мели, ее осенние волны, ветер, маневры канонерок-буксиров, скопление людей, бегущих или стоящих под огнем, разрывы снарядов, дым, скользкие или осыпающиеся берега, пылающие деревни, сожженный лес, разбитые избы и повсюду грязь после дождя, грязь и вода под ногами идущей в атаку пехоты.
Диваны кают-компании были завалены пулеметными лентами. В углу, на охапке соломы, прижавшись к стене, дремал вестовой Соколов. Его карабин лежал под боком. Все эти дни Соколов, точно тень, следовал за Павлином, не покидая его ни на минуту. Он был вместе с ним и днем и ночью, на суше и на воде.
Иногда Павлин говорил ему:
– Дружок, пойди-ка отдохни.
Соколов смотрел на Павлина преданными глазами и молча исчезал. Но стоило Павлину оглянуться, как он замечал вестового, который стоял где-нибудь неподалеку от него.
Дверь распахнулась, и в кают-компанию, точно мальчик, стремительно вошел Фролов.
Это было так неожиданно и так непохоже на комиссара, что Соколов, почуяв что-то необычайное, сразу вскочил и по привычке к тревогам схватился за оружие.
– На, читай! – крикнул Фролов, протягивая Павлину письмо Гриневой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145