Он не мог выдавить из себя ни слова. Это было так непривычно ему самому, что он с каждой минутой смущался все больше. Попытавшись что-то сказать, Валерий запутался и мучительно покраснел. Павлин улыбнулся и дружески похлопал его по плечу. Тогда, обозлившись на себя, Валерий отошел в сторону.
Павлин обратился к Андрею:
– Я слышал, что ты математик… Мне Павел Игнатьевич говорил! Только что-то непохоже! Я скорей бы подумал, что ты изучаешь словесные или исторические науки! Или пишешь стихи. Да, именно стихи!
– Высшая математика, товарищ Виноградов, это и есть поэзия… Да еще какая!
– Вот как! А мне математика всегда казалась самой сухой наукой.
– Это неверно! – пылко воскликнул Андрей. – Чтобы стать подлинным математиком, необходимо быть поэтом… Вот академик Чебышев… Какой страстный, поэтический характер! А Софья Ковалевская? Ее даже называют «принцессой науки». Настоящему математику необходимы и темперамент и фантазия. Математика и поэзия – родные сестры.
В каждой интонации Андрея Павлин чувствовал ту же пылкую юность, которую он так любил в недавно погибшем Иване Черкизове.
Увлекшись разговором, они не заметили, что остались одни. В кают-компании не было никого, кроме Андрея и Павлина.
– Скажи, Андрей, – спросил Павлин, – зачем ты пошел в Красную Армию?
– Я не в армию пошел, а в революцию.
– Понятно… Но объясни, почему?
– Долго говорить. Вкратце?… – Андрей задумался. – Ну, вкратце: была та война. Меня не взяли: забракован был. Товарищи ушли. Народу все-таки пришлось воевать. Воевал народ. Большевики тогда за поражение были. А мне хотелось на войну… Я честно говорю…
– Конечно… Иначе и не стоит.
– Мне хотелось идти не для победы царского режима. Не за царя! Нет! Мне просто думалось: если народ страдает, почему я хожу по Невскому проспекту? Я хотел идти на фронт. Это было тогда. А теперь было бы просто дико не пойти. Наступила самая грандиозная в мире, действительно великая революция… Я не мог быть от нее в стороне. Не мог! И не хотел!
– Наука для революции тоже необходима, – задумчиво сказал Павлин. – Ты занимался в университете прошлой зимой?
– Занимался.
– Чем?
– Некоторыми работами по математике в связи с баллистикой… Ну и, конечно, моими любимыми дифференциальными уравнениями. Но чувствовал я себя ужасно. Места не находил. Не из-за голода, конечно…
– Из-за чего же?
– Человек не может быть счастлив в одиночку. А я был одинок. Как бесконечно малая величина среди миллионов. Да еще такая бесконечно малая, которая никак не связана с бесконечно большими событиями…
– Так… Понятно… – Павлин взглянул на Латкина. – А ты не думал о том, что надо строить новый университет, советский? Кто будет его строить?
– Да, строить надо, – тихо сказал Андрей. – Но это уже будет потом. А сейчас… – Андрей встал и посмотрел на часы. – А сейчас мне пора идти… Скоро в разведку. Сейчас надо драться, чтобы потом строить новый, советский университет. Разрешите идти?
Павлин подошел к Андрею и, притянув к себе, крепко сжал его узкие плечи.
– Иди. Только будь осторожен, – сказал он совсем по-отечески.

Глава третья
1
Андрея и Валерия провожали в разведку темной ночью. Вместе с ними в качестве проводника отправлялся Тихон Нестеров. Старик запряг лошадей и ждал разведчиков возле школы.
Впереди всех шагал Андрей. За ним шли Виноградов с Валерием и Фролов с начальником разведки Воробьевым. Воробьев нес фонарь.
– Все надо предусмотреть… Понимаешь, Валерий? – говорил комбриг. – Я затем тебя и посылаю, чтобы ты предварительно ознакомился с местностью. Завтра уже будет некогда. Чтобы все было обеспечено, понял? Чтобы потом на ходу ничего не решать.
Догнав Латкина, Фролов спросил его о листовках.
– Здесь, в сапогах, – сказал Андрей, похлопав себя по голенищам.
– Передай Флегонтову, чтобы не мариновал… Чтоб сегодня же ночью распространил… Через надежных людей… Понятно?
– Понятно.
– Без точных сведений об артиллерии противника не возвращайтесь. Если надо будет, задержитесь, но сведения достаньте.
– Ясно, товарищ комиссар.
Они подошли к школе, возле которой стояла телега. Тут же маячили фигуры трех стрелков, которые должны были сопровождать разведчиков.
– Товарищ Нестеров? – сказал Павлин, увидев Тихона и протягивая ему руку. – Ну, как вам, не тяжело с нами?
– Да чего там… – пробормотал старик. – Работать, товарищ Виноградов, потруднее. Что я? Гуляю, слава богу.
– Воробьев с тобой говорил? – спросил Тихона Фролов. – Знаешь, как держаться в случае чего?
– Знаю, Игнатьич, знаю… Да кто меня, старика, тронет?
– Как там на нашем берегу Ваги? – спросил разведчиков Павлин. – Англичане, судя по всему, еще не показывались?
– Нет, берег чистый, – ответил Андрей. – Даже белые не заходят. Ну, местные, конечно, шляются взад-вперед.
– Шастают! – прибавил старик.
– Можете отправляться, – сказал Фролов. – Ждем вас к утру.
– Раньше будем! – отозвался Андрей.
– Тьфу, тьфу, тьфу!.. – трижды отплюнулся старик. – Неизвестно, когда будем…
Разведчики засмеялись. Хотя они и не верили в приметы, но прощаться все-таки не стали. Они как бы не придавали своей поездке особого значения.
– Не прощайся и ничего не говори, дабы бес не узнал, – еще с вечера поучал их Тихон. – Бес стоит у левого плеча. Все подслушивает, язык понимает и все коверкает наоборот… Так что, ребята, говорить надобно туманно.
Разведчики и стрелки посмеялись над его словами, но сейчас вели себя именно так, как он требовал. Не прощаясь с Павлином и Фроловым, они уселись на телегу. Возница махнул кнутом, и лошади тронулись.
В деревне было тихо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145