Да и меньшевик Коринкин был не лучше любого агента. Но Дементий предупредил Чеснокова, что на собрании будет группа рабочих, которая, в случае чего, не даст его в обиду. Действительно, как только он вошел, несколько молодых рабочих незаметно окружили его.
«Умница Дементий! Ловко все оборудовал, – подумал Чесноков. Тут в гуще толпы он увидел Грекова. – Нет, это Греков, его работа… И его ребята. Ах, какие молодцы!»
Все разговоры на собрании велись вокруг продовольственных вопросов. Только при этом условии собрание било разрешено контрразведкой. Чесноков слушал в пол-уха и больше присматривался к людям, стараясь уловить их настроение.
Часть сгрудившихся вокруг него молодых рабочих несомненно пришла с оружием. «Только бы не пустили его в ход, – думал Чесноков, – тогда будет плохо. А что я сейчас скажу? Здесь нужно сильное, резкое. Люди должны почувствовать: не погнулась наша боевая сила…»
– Седой! – крикнул, наконец, Коринкин. – Где гражданин Седой?…
– Я… – откликнулся Чесноков и почувствовал, что дружеские руки легонько подталкивают его вперед.
– Товарищи! – громко сказал он, остановившись возле стола, за которым сидел Коринкин, и в голосе его зазвучала бесстрашная решимость. – В декабре англичане и американцы расстреляли ни в чем не повинных солдат Архангельского полка. В январе они расстреляли на Мудьюге обезумевших от голода, ни в чем не повинных людей. На днях с Мудьюга привезены сюда и заключены в архангельскую тюрьму наши товарищи: Базыкин, Егоров, Жемчужный и другие. Требуйте их освобождения! Долой интервентов! Долой эсеровщину и белогвардейцев!
– Безобразие! Стража! Полиция! – кричал Коринкин.
Туда же ринулись стоявшие у стен стражники. Но толпа стихийно подалась к столу и оттиснула их. Какие-то люди, под видом рабочих, по всей вероятности полицейские агенты, яростно, с криками также проталкивались вперед. Началась общая свалка.
В то время как одна часть толпы еще волновалась у стола, другая устремилась к выходу. В этом круговороте нетрудно было затеряться. На Чеснокова нажимали. Окруженный со всех сторон молодыми рабочими, он быстро двигался к проходу, словно щепка в бурном потоке.
Вдруг электричество замигало и вовсе погасло. В темноте толпа еще больше зашумела.
– Товарищи! – перекрывая голоса рабочих, крикнул Чесноков. – Партия большевиков жива!.. Рабочий класс жив! Недалек тот час, когда к Архангельску подойдет Красная Армия! Да здравствует свобода!.. И пролетариат!
Толпа подхватила его возгласы, где-то совсем рядом с ним пронзительно засвистели стражники.
– Налево, товарищ Седой, – сказал ему негромкий голос, и чья-то осторожная, но крепкая рука подтолкнула его к дверце бокового выхода.
Оказавшись на заводском дворе, Чесноков, перемахивая через бревна, побежал вдоль длинного забора. Вслед за ним бежал и тот самый матрос, который помог ему выбраться из цеха.
Берег Двины был занесен снегом. Впереди спокойно маячил светлый глазок иллюминатора. На приколе во льду стоял тральщик.
– Сюда, товарищ Седой, – сказал Чеснокову его спутник. – Разрешите познакомиться. Матрос Зотов. По поручению товарища Дементия.
Все так же осторожно, но крепко поддерживая Чеснокова под руку, Зотов повел его по сходням на тральщик.
– Мы нынче двое дневалим: я да боцман. Больше никого. Так что не тревожьтесь… Либо ночью, либо утречком я вас выведу. А то теперь кругом завода все оцепят, проверка пойдет и заметут вас почем зря.
Ступив на борт тральщика, они спустились по крутому, узкому трапу, и Чесноков очутился в помещении для команды.
Через полчаса он сидел за столом и пил горячий чай.
– Завтра мне шифровку от подпольного комитета принесут, – говорил Зотов. – Будем передавать радиограмму в Вологду, в штаб, что Архангельск ждет помощи… Великое дело радиотелеграф. – Матрос помолчал. – А вы не боялись, товарищ Седой? – неожиданно спросил он.
– Где уж там было бояться! – с улыбкой ответил Чесноков.
– А я бы боялся, – сказал Зотов. – Я и за вас боялся… Как ахнули вы про Мудьюг, точно гроза пронеслась…
Матрос с уважением, не отрывая глаз, смотрел на Чеснокова.
– А как вы считаете, – обращаясь к Чеснокову, спросил сидевший рядом с Зотовым боцман, – скоро ли наши придут? Не байки ли это? Вот ведь в архангельских газетах пишут…
– А вы не верьте этой белогвардейской брехне. Может быть, сейчас, когда мы сидим в теплой каюте и чай пьем, наши бойцы идут по горло в снегу. Придут и спросят: а вы, товарищи, что сделали?
– Им легче, чем нам, – поникшим голосом сказал боцман. – Я бы все отдал, только бы там быть. На беляков спину гнуть… Подлая наша жизнь, и уже ей завидовать…
– Да не завидовать! – перебил Зотов. – Дело делать надо! Знаешь, как туннель строят: идут навстречу друг другу… Так и нам нужно. Красная Армия там, а мы здесь… Помнишь, что Греков говорил…
Боцман махнул рукой и вышел.
– Он надежный? – спросил Чесноков.
– Вполне, – уверенно сказал Зотов.
Молодой матрос вдруг задумался и потом тихо сказал:
– Есть у меня брательник двоюродный. Вместе росли. Я ведь шенкурский… Может, и он теперь в рядах Красной Армии? Или партизанит? Слыхал я, что появились в тех местах партизаны… И вот воюет мой Яша Макин…
– Зотов! – раздалось с палубы. У люка стоял боцман. – Гостя придется в трюмное помещение перевести.
– А что?
– Проверка на судах! На берегу шевеление.
Боцман вставил в фонарь огарок свечи и зажег ее.
– Пойдемте, – предложил он Чеснокову. – Там сыро зато ни один черт не разыщет.
Кое-где на берегу горели фонари. За этой жалкой цепью света ничего не было видно. Город притаился во тьме ночи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145