Играют на пару на пляже, где другой бессонный люд погружается в таинственно-сладострастный диалог скрипки и гитары.
Фридрих замечает, что музыка позволяет ему без стыда выразить свои чувства. Поэтому, когда они заканчивают играть, он становится еще молчаливее обычного. Ему тяжко это притворство, которого надо держаться и которое все больше отдаляет его от него самого. Он никогда ни в чем не упрекает Звездочета, но слез сдержать не может.
Звездочет объясняет себе эти резкие смены настроения теми же фантазиями, которые изводят и его: он думает, что Фридрих разделяет их. Часто он слышит, как кровь воет в нем, но он еще не понимает толком ее языка. Он превращается в мужчину, и, по мере того как его руки и ноги перерастают рукава и штанины перелицованного фрачного костюма и делают ненужным усилие, которое требовалось раньше, чтоб обхватить большую для него гитару, внутри себя он обнаруживает неожиданную и тревожащую его силу. В присутствии женского тела он почти не дышит. Он мучается. Что-то изнутри сжигает его. Он жаждет заглянуть в тайники этих тел, которые, встречаясь ему на улицах, кажется, проходят сквозь него, разрывая ему нутро каблучками, – удаляясь, они тянут за собой его воображение. И сломленные и потасканные тела проституток тоже зажигают в нем молнию желания – сводящую с ума смесь жестокости и нежности.
Он думает, что и для Фридриха мир полон этой же тоской. Он пробует заговорить с ним о женщинах, об ослепительном сумраке, который их окружает. Но замечает, что тому разговор не по душе.
В этот момент напряжение войны ослабляет железную хватку клещей двусмысленности, которая душит мальчиков. Вместе с толпой, страдающей бессонницей, они оказываются свидетелями несостоявшейся диверсии. Один английский корабль, идущий из Севильи, отделяется от флота, только что отчалившего из Гибралтара курсом на Мальту. Корабль направляется как раз к тому незастроенному берегу, где сейчас убивают время бессонные жители Альхесираса. Трое аквалангистов погружаются в воду и снова выплывают на поверхность, с трудом поднимая двухметровую торпеду из-под киля корабля. На резиновой лодке ее везут к пустынному, как они полатают, пляжу. И там же саперы начинает ее обезвреживать, погрузив наполовину в траншею, оставшуюся с гражданской войны. Пляжные лунатики стремглав убегают в темноту ночи. Убегая, Звездочет и Фридрих держатся за руки. Потом разжимают их, и Звездочет угадывает слезу, блеснувшую на краешке зеркального взгляда Фридриха, в котором отражается, как саперы с обезвреженной торпедой возвращаются на борт и корабль устремляется к северной набережной Гибралтара, где горит зеленый маяк.
Звездочет пытается истолковать эту слезу своей собственной тоской по неизведанной любви. На следующую ночь он собирается с духом. Смотрит на Фридриха в упор и предлагает:
– Пойдем этой ночью к проституткам?
Тот убегает, теряя тапочки в песке. Через некоторое время раздается оглушительный взрыв. Он так близко, что кажется, пляж встает дыбом. В порту Гибралтара горит какой-то корабль. Набережные, которые до этого момента были погружены в темноту, превращаются в ослепительное кольцо, над которым возвышается Скала, затянутая дымом. Фридрих не находит обратной дороги в отель и мечется по тропинкам, которые всегда почему-то ведут к морю. Когда он уже добрых два часа блуждает, босой и потерявший всякие ориентиры, он видит, как в темной воде китайской тушью набрасывается силуэт плывущего к берегу человека. Выйдя на берег, человек стягивает с себя водолазный костюм и зажигает сигарету. Огонек спички освещает его лицо – Фридриху оно кажется знакомым. Пытается вспомнить. Он видел его на палубе «Ольтерры», итальянского нефтяного танкера, который с начала войны укрывается в Альхесирасе под предлогом ремонта. Одно из популярных развлечений в порту Альхесираса – наблюдать за итальянскими матросами, поедающими на палубе огромные порции спагетти. Когда жарко, они и спят там же. Вдруг у него подпрыгивает сердце. А что, если этот человек поставил торпеду?
Когда он встречает Звездочета, который все это время искал его, они слишком утомлены, чтобы разговаривать. Бредут, спотыкаясь, в отель. По дороге, среди молчания, Фридрих вдруг делится с ним своими подозрениями. И Звездочет советует ему рассказать обо всем Дон.
На следующий день он видит ее в вестибюле. Она одета в легкие, почти прозрачные одежды. Они разговаривают в первый раз. Фридрих не отрывает взгляда от ее кольца, на котором посверкивает топаз. Он говорит ей о водолазе, которого видел накануне, и о своих подозрениях.
– «Ольтерра?» Почему ты говоришь об этом мне? – удивляется Дон, но тут же догадывается. Она предполагает, что Звездочет во многом признался этому еврейскому мальчику, который так таращится на ее кольцо. – Тебе нравится колечко? Если то, что ты рассказываешь, – правда, оно будет твоим.
Фридриху неприятен этот тон. Кроме кольца его зачаровывает шелк, макияж, ее мягкая кожа, ее внятные женские формы. Уходя, Дон благодарит его и обнимает. Он уносит запах ее духов. И нюхает до изнурения этот фиалковый аромат.
В отель «Королева Кристина» приходит все больше женщин в форме. Часами танцуют союзнические офицеры, стряхивая с себя мрачную сырость подземных галерей, в которых проходит их жизнь.
В темноте коридоров с глазками нескольких лампочек воют вентиляторы, и в перемешиваемом ими воздухе постоянно кружится страх перед бомбардировками. Они должны работать под зонтами, потому что под холодными каменными сводами течет живая и упрямая сила моря, и ходить по растрескавшейся земле, по которой пробегают язычки горящей селитры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78