И посреди этого хаоса я наконец-то увидел его. Высокий бородатый мужчина с пивным брюшком, в розовой футболке и свободных зеленых шортах стоял возле фургончика с фаст-фудом и уминал дымящийся хот-дог.
В памяти всплыли несколько фактов из его Досье.
1969 год. Ему два года. Он лежит полусонный у отца на коленях и наблюдает за мерцанием черно-белых образов на экране телевизора. Показывают космический корабль, похожий на металлического спрута, и двух снеговиков, медленно движущихся по серой темной пустыне. Снеговики переговариваются, правда, губы их не шевелятся, а голоса размыты, как бывает, когда отец говорит с ним по телефону издалека.
Но ему не интересны эти картинки и звуки. Ему даже не интересно, что два человека гуляют по яркому шарику, который светит в ночном небе. Ему просто нравится так допоздна не спать и сидеть в полудреме у папы на коленях.
* * *
– Это он, – сказал я, представив, как отец гладит по голове маленького мальчика, как когда-то и меня гладила мама.
– Какова рекомендуемая дистанция сопровождения?
– От двух и одной десятой до девяти и восьми десятых метра.
– А как насчет минимального вмешательства?
– Насколько я понял, да.
Закусочная примыкала к огромному райку с дизельным мотором, украшенному грубо намалеванными портретами героических типов с квадратными челюстями, амазонок, великанов, единорогов, слонов, кентавров – все это покрыто толстым слоем желтого лака. Рядом стоял, сложив руки, такой же старый и пожелтевший, как его сипящий инструмент, смотритель органа и улыбался беззубым ртом проходящим мимо людям. У его ног примостился черный седеющий буль-мастифф, раздобревший на подачках посетителей. Только раек начинал скрипеть и свистеть, движущиеся солдатики били в литавры и не в такт барабанили. Наш клиент и его хот-дог подошли сюда передохнуть, послушать музыку и поглазеть.
Смерть велел мне присматривать за ним, а сам направился к закусочной, прокладывая путь в толпе и недобро глядя на тех, кто стоял ему поперек дороги. Вскоре он пропал, и снова я увидел его уже около прилавка. Обслуживал его продавец в полосатой розово-белой куртке и той же расцветки соломенной шляпе. Он выделялся в толпе, как мышь на собрании кошек.
– Вам?
– Мне вон то. – Смерть указал на витрину.
– Жареный пончик?
– Нет. Круглое, на палочке.
– Яблоко в карамели?
– Мг-м.
– Полтора фунта.
Смерть похлопал по карманам своего медицинского комбинезона, вытащил потрепанную банкноту и ушел, не успел недоумевающий продавец отсчитать сдачу. Когда он вернулся, я поинтересовался, зачем он купил это яблоко, подозревая, что в нашем предприятии ему отведена некая важная роль.
– Я проголодался, – ответил он.
* * *
Ему двадцать один год. Он высокий и красивый и очень гордится своей юной женой, которая дремлет рядом на кровати в номере отеля. Она уже беременна их первым ребенком, девочкой, которая проживет пять лет, после чего умрет от лейкемии. Он нежно гладит живот спящей жены, как его самого отец гладил по голове в ту ночь, когда они наблюдали за высадкой людей на Луну. Он думает о ребенке, пол которого неизвестен, будущее которого он уже распланировал, и который должен вырасти таким же высоким и красивым, как он сам.
* * *
Он отошел от райка, осмотрелся, постоял возле будки с призами и нырнул в толпу. Мы перехватили его у «Поезда с призраками» – громадного черного ангара, стены которого были размалеваны тщедушными флуоресцентными привидениями, жалкими чудовищами в пастельных тонах и бабульками-ведьмами. Громыхающие двухколесные тележки то и дело забирали из толпы хохочущих пассажиров и кидали их в черную пасть туннеля. На выходе их встречал тощий актер в черно-белом костюме скелета, который неестественно надсаживался, изображая стоны немертвых. Пока мы ждали, он начал выдыхаться: резкие подвывания и отчаянная жестикуляция перешли в безутешные бормотания и вялое подергивание рук.
Бородач прошел через турникет и забрался в переднюю тележку ближайшего поезда. Смерть купил два билета у человека с лицом, напоминающим творение кисти Арчимбольдо , и мы сели в заднюю тележку. Состав резко дернулся с места. Я оглянулся и увидел, что актер-скелет выпрямляется после толчка. Потом, как ни в чем не бывало, шагнул назад и вновь принялся выводить публику из душевного равновесия. Поезд вломился в черные деревянные двери – они прищемили нашу тележку, когда мы проезжали.
Свет погас, звуки стихли. Странное слабое эхо голосов и музыки, скрежет и громыхание колес. Я ожидал пластиковых скелетов, трясущих костями в клетках, истекающих кровью оторванных голов, монстров наподобие Франкенштейна, вожделеющих вампиров, воющих вервольфов, резких поворотов тоннеля – или хотя бы несуразный муляж трупа. Но я видел одну пустоту и слышал одну тишину, нарушаемую лишь стуком колес да эхом ярмарочных аттракционов.
Я ждал, когда произойдет хоть что-нибудь.
Состав вильнул направо, потом налево, прогромыхал прямо, опять повернул налево, качнулся направо и с лязгом остановился. Впереди послышались нервные смешки.
Тишина.
Быстрые шаги в темноте. Чья-то ладонь шлепнула меня по щеке, затем что-то мягкое, влажное и клейкое коснулось лба. Я вздрогнул, но все закончилось, так и не успев начаться. Состав снова двинулся и, скрипя, визжа и громыхая, направился к выходу. Передняя тележка стукнулась о вторую пару черных деревянных дверей, и поезд выкатился наружу. Защищаясь от яркого света, я обернулся к Смерти.
Но его место оказалось пустым.
Путешествие от света к свету сквозь тьму. Ожидание того, что должно случиться. Далекие отголоски жизни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77