– Зачем тебе сейчас идти, – сказал он. – Ложись на циновку, поспи… Завтра пойдешь…
Грозев взглянул на женщину. В глазах ее застыл страх.
– За рекой есть села? – спросил он.
– Нет, – ответил мужчина, затем добавил: – Там тоже полно солдат… Сегодня весь день рыскали по дорогам.
Мужчина встал, постелил циновку.
– Ложись, – повторил он. – Зачем идти сейчас… – И вернулся к костру.
Грозев взвесил все «за» и «против». Если он попытается уйти сейчас, невольно может причинить зло этим людям. Лучше остаться переночевать здесь, а на рассвете тронуться вверх по течению реки.
– Положи на циновку детей, – сказал он. – Мне и так хорошо…
Он просунул ноги под сухие стебли кукурузы и, подперев голову рукой, стал смотреть на догорающий огонь.
До какого-то момента он видел тени людей, темное небо, но потом усталость взяла свое. Он почувствовал, что глаза его слипаются. Нащупав пистолет в кармане, опустил голову на землю и забылся беспокойным сном, который то и дело прерывали то вой ветра, то лай собак, то неясные голоса людей. И, может, поэтому сразу ощутил тревожное прикосновение к плечу.
– Вставай!.. Стражники!..
Грозев вскочил. Над ним склонился мужчина. Костер погас, небо на востоке посветлело. Женщина напряженно вглядывалась в серый полумрак.
И тогда Грозев увидел всадников, объезжавших костры с горящими факелами в руках. Слышались тревожные голоса, плакали дети.
Грозев оглянулся. Шагах в двадцати от него находился береговой обрыв, за ним начинались заросли камыша.
Он нагнулся и, преодолев в несколько прыжков это расстояние, скрылся в камыше.
Стражники доехали до конца крестьянского лагеря, остановились, затем поскакали к костру.
– Тут они были? – спросил по-турецки грубый голос. Это был крупный сержант в расстегнутом кафтане со злым лицом, которое в полумраке казалось еще более мрачным.
– Тут, тут… – ответил кто-то угоднически. – Один из них был. Но прошло много времени, пока Палангоз меня нашел, чтоб сказать.
Подъехали еще всадники. Пламя факелов казалось лимонно-желтым на фоне светлеющего неба.
Сержант заложил руки за пояс. Грозев увидел, как встали сперва мужчина, потом женщина, прижавшая к себе двух детей. Третий спал у ног старика.
Турок оглядел всех по очереди.
– Кто здесь хозяин?… Ты, старый хрыч?
Старик смотрел на него, сидя на земле.
– Встань, сволочь!.. – сержант ударил его бичом. – Что вылупился? – Размахнувшись, хлестнул еще раз по лицу. Толстая воловья жила оставила кровавый след. Старик поднял руки, защищаясь.
– Встань!.. – заревел сержант. Сын бросился к старику-отцу. Один из стражников лягнул его в грудь. Женщина взвизгнула. Сержант размахнулся и хлестнул ее бичом.
– Где русский, собаки?… Говорите, где?… – Он наклонился в седле. – Душу из вас вытрясу! Говорите!..
Грозев оглянулся. За камышом шла полоса песка, за ней начиналась река. С высокого берега, где сейчас находились турки, местность хорошо просматривалась.
– И они его накормили, говоришь? – обернулся сержант.
– Так говорит Палангоз, – ответил тонкий голос.
– Хлеба у вас нет, картошки нет, а разбойников кормите, а?… Где он, говорите!.. – снова взревел сержант.
Потом, выхватив факел у одного из стражников, поднес его к бороде старика. Седые редкие волосы вспыхнули. Старик вскочил, вытер рукой опаленную бороду. Но не смог устоять на своей деревяшке и опустился на колени.
Глаза сержанта свирепо вращались в орбитах. Он натянул узлу. Конь сделал несколько неуверенных шагов и остановился перед мужчиной.
– Ты знаешь, кто такой сержант Сабри, а? – процедил турок сквозь зубы. – Знаешь, скольких я отправил на тот свет?… Откроешь, собака, рот или я тебе его открою?…
В свете факелов Грозев увидел лицо мужчины. Оно было бледно, но выражало не столько страх, сколько ненависть. По спине Грозева пробежали мурашки.
Мужчина молчал, потом медленно произнес:
– Никто сюда не приходил… Нечего напрасно мучить людей…
– Врешь, собака!.. – прервал его сержант. – Врешь!..
Конь отпрянул. Но сержант продолжал искать жертву, над которой можно было бы поглумиться. Он снова приблизился к старику. Наклонившись, схватил его за грудки, рявкнул прямо в лицо:
– Говори, старый вампир, где русский?… Говори!..
Стало уже совсем светло. Минуты две царила полная тишина. Старик пытался вырваться из рук сержанта. В тишине ясно прозвучал глухой старческий голос:
– Чтоб тебя убил господь!..
Сержант понял проклятие, отшвырнул старика, тот упал. Выхватив из кобуры пистолет, сержант выстрелил ему в пах. Старик согнулся пополам и протяжно завыл.
Грозев в ужасе смотрел на все это. Он уговаривал себя во что бы то ни стало сохранить самообладание. Но был ли сейчас в этом смысл? В голове у него все смешалось – незнакомые люди, стоящие перед турком на гарцующем коне, залпы русских орудий возле Джуранли, лицо Рабухина, бешеная скачка по темному полю – и он медленно выпрямился, как зверь перед прыжком.
– Говорите, собаки!.. Убью! – хриплым от ярости голосом орал сержант. – Говорите!..
Снова воцарилась тишина, слышен был лишь далекий скрип телег. Пистолет прыгал в руке турка. Вдруг турок бешено крикнул:
– Убирайтесь!.. Убирайтесь все!.. Ну?…
Женщина схватила малыша, взяла за руку старшего. Посмотрела на мужа. Он медленно повернулся, наклонившись, поднял с земли мешок с картошкой и, взяв за руку самого старшего, быстрым шагом пошел по полю.
Прогремел выстрел. Мужчина качнулся вперед, будто споткнулся, присев на корточки, схватился за бедро. Двое старших детей побежали в разные стороны. Женщина кинулась к раненому мужу. Малыш растерянно оглянулся, потом заплакал и заковылял по стерне – полуголый, в одной короткой рубашонке, повизгивая, как щенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130