– Guten Morgen. – Я кивнул на плакат с собственной – правда, помоложе и посимпатичней – физиономией. Привратник посмотрел на снимок, затем на меня. Его взгляд исполнился отстраненности. Лицо уже болело, но я профессионал, поэтому, не снимая улыбки, спросил: – Вы говорите по-английски?
Привратник безучастно смотрел на меня. В Хитроу я купил немецкий разговорник. Я достал его, но не нашел ничего похожего на «Я фокусник, сегодня даю здесь шоу. Пожалуйста, впустите меня на репетицию». Уверенный, что он издевается, я подошел к плакату, показал на него пальцем, потом на себя, стараясь не терять самообладания.
– Это я… Das ist… – Я снова показал на постер. – Ich bin…
Привратник хмыкнул и поднял газету. Что-то привлекло его внимание, он выпрямился в кресле, пригладил волосы и слегка улыбнулся. Я проследил за его взглядом и увидел Уллу на велосипеде. В тех же потертых джинсах, но в чистой рубашке, и волосы завязаны в аккуратный хвост. Прямо модель для рекламы шампуня, прокладок или чего там еще – бодрая, женственная спортсменка-красавица.
– Morgen.
Она улыбнулась обоим, но привратнику досталась львиная доля тепла. Он поздоровался и что-то сказал, показав на меня. Улла засмеялась, и они болтали несколько бесконечных минут, что я топтался у фотографии своей улучшенной копии. Наконец охранник открыл дверь и впустил нас в здание, я бросил ему бодрое «danke», но он уже закрылся газетой от света в фойе.
Улыбки кончились, но Улла извинилась:
– Прости, надо было выписать тебе пропуск.
– Ничего, ты же провела меня через «Чекпойнт Чарли». – Она холодно посмотрела на меня, и я проклял свое невежество. – Извини.
Коридор заканчивался развилкой, и Улла остановилась; наверное, хотела увидеть, куда сверну я, чтобы самой пойти в другую сторону.
– У тебя есть все, что нужно?
– Более или менее, но я не прочь познакомиться с вашим Карло.
Она растерялась:
– Нашим кем?
– Плотником, столяром – кто у вас занимается декорациями?
Впереди по коридору открылась дверь, и вышел Коля. Он молча смотрел на нас, одетый в те же штаны, красуясь голым торсом. Улла улыбнулась и помахала.
– Здоровый педик, – пробормотал я, и Улла обернулась:
– Что?
– Ничего.
Она объяснила, где найти плотника, и пошла к Коле. Мои глаза невольно уставились на ее туго обтянутый джинсами упругий зад. Какие бы испытания ни готовила мне судьба, чувство прекрасного всегда при мне. Уж этого не отнимешь. Я поднял взгляд, увидел качка, помахал рукой, не ожидая ответа, и отправился искать плотника. Надеюсь, стероидные фрицы и мое неумелое обращение с женщинами останутся единственными проблемами.
Плотник когда-то работал в Ньюкасле и жаждал поболтать по-английски. Я объяснил, что мне нужно, он посмотрел мои эскизы, задал пару вопросов, кивая на каждый ответ. Мы договорились о цене, включив стоимость отделки, и он пообещал, что к началу следующей недели все будет готово.
У меня есть Сильви – маленькая и гибкая, симпатичная, смешная и умная. Вместе мы поставим город на уши. Что касается остального, я не имею к этому отношения. Я останусь здесь, отработаю контракт, а проблемы буду решать по мере поступления.
* * *
Я смял банку, бросил ее под скамейку, открыл следующую и сделал большой глоток. Серая река приобрела стальной оттенок, на тон светлее мрачного неба, на тон темнее унылых бетонированных дорожек. Единственным цветным пятном болталась у берега пустая винная бутылка с ядовито-желтой этикеткой. Запахло сыростью. Будет дождь.
Решать проблемы по мере поступления – дурацкая стратегия. Теперь-то я знаю, что их лучше предупредить. По крайней мере, можно рассчитывать на эффект неожиданности.
На берегу стало холодно. Удивляюсь, как люди могут спать под мостом в такую погоду. Быть может, их кожа зеленеет и разлагается, а тело всерьез принимает эту репетицию смерти?
Часы в городе пробили три. Четыре банки сделали свое дело, пятая должна довести меня до кондиции. Ноги налились свинцом, как и всё вокруг. Я встряхнулся, чтобы разогнать кровь, и пошел обратно по своим же следам, допивая последнюю банку.
Куча лохмотьев, которой я отдал пиво, все так же гнездилась под каменной опорой моста. Я остановился, прислушиваясь к бормотанию мудрости. Но если она и говорила, слова потонули в шуме вечерних пробок.
К черту. Исповедь очищает душу, и я нашел того, кому могу рассказать все, не боясь упрека и осуждения. Я разделю со старым Королем дороги свое бесценное сокровище – последнюю банку пива. Я расскажу ему свою историю, и, может, он поделится своей.
Я присел рядом с его лежанкой.
Я стану некоронованным принцем отбросов. Он завещает мне свои язвы, шрамы и иссохшую кожу и вшей, гнездящихся в его бороде. Я узнаю, что такое чесотка. Я буду самым чесоточным из всех чесоточных бродяг, что пугают школьников и барабанят в окна ресторанов. Вонь под мостом стояла страшная, но выпивка и холод заложили мне нос, и я не обращал на запах внимания.
– Привет, приятель, как дела? – Куча не шевельнулась, но из-под одеяла торчал нимб из наэлектризованных волос. – У меня тут пивка немного есть, не хочешь?
Куча не шевельнулась. Холод зверский, но опора хотя бы защищает от ветра. Начался дождь.
– Хорошее местечко ты себе нашел. – Старик молчал. – Не в настроении трепаться? Ладно, понял.
Я сел, обхватив колени.
– Не возражаешь, если я тут посижу? – Я сделал глоток из банки. Если он спит, мне больше достанется. – Просто скажи, если против, и я тут же свалю.
Мне показалось, он шевельнулся, но, может, просто случайный ветер пробрался в укрытие и растрепал его волосы.
– Ты – это я. – Я пытался подобрать слова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75