Но он настаивал, что страдает больше всех – не считая осиротевшего сына. Он отрицал, что знал об измене жены, утверждал, что никогда не слышал о разводе, хотя признавал, что у них «были свои проблемы, как и в любой семье». Он не знал, что жена хочет уйти от него. Они оба любили выпить, и пару раз он поднимал на нее руку, но никогда не причинял серьезных травм. Именно джин, а не его кулаки, виноват в том, что она упала с лестницы и нахватала синяков. Он оспаривал утверждения свояченицы, обвиняя ее в зависти к их семейному счастью и желании развалить брак сестры. Он говорил, что жена никогда бы не доверилась сестре, и высмеял историю о свинине с яблоками.
Газеты публиковали заявления Билла-старшего, но совершенно ясно, чью сторону они занимали. Их мнения не изменила даже награда, обещанная Биллом за любую информацию о жене. На газетных снимках Билл Нун представал фотогеничным, как один из братьев Крэй, тогда как Шейла выглядела добропорядочной женщиной из тихого пригорода.
Какое-то время Глорию упоминали не реже Лорда Лукана. Некий отдыхающий видел, как она гуляет по пляжу Майорки. Она выкрасила волосы в каштановый цвет и шла под руку с аристократического вида мужчиной. Ее видели в автобусе в Маргейте, на плечах у нее была шаль из тех, что предпочитает носить королева. Она карабкалась на вершину холма в Уэльсе, туристам она показалась встревоженной, и они хотели спросить, не нужна ли ей помощь. Только потом до них дошло, что они видели Глорию. Пресса так и не выяснила, почему же пропавшая Глория Нун облюбовала себе побережья.
Постепенно явления Глории пошли на спад, хотя и годы спустя находились люди, утверждавшие, что встретили ее на улице. В основном после очередного упоминания в прессе в связи с новым исчезновением какой-нибудь почтенной домохозяйки. Хотя других женщин, так или иначе, всегда находили.
Глория Нун стала историей, пачкой газетных вырезок, делом в полицейском архиве, главой в криминальных энциклопедиях и даже бестселлером «Исчезновение в пятницу тринадцатого». Полиция отрицала, что дело закрыто, хотя признавала, что при отсутствии улик, свидетелей и тела они мало что могут сделать.
Самое громкое возвращение дела на страницы газет случилось, когда спустя двенадцать лет Билл Нун-старший снова женился. В нескольких газетах появилась свадебная фотография. Билл-младший в роли шафера. Красивое и непроницаемое лицо в центре группового снимка. А если присмотреться, в заднем ряду улыбающихся гостей можно разглядеть молодого подтянутого Монтгомери с ухмылкой человека, на которого только что свалилось наследство.
* * *
Я собрал все вырезки об исчезновении матери Билла и разложил на полу в комнате. Если бы не газета в руке Билла-старшего, я бы не стал с такой уверенностью утверждать, где находится тело Глории. Снимок маленький, но заголовок и дату – день, в который исчезла Глория, – прочесть можно.
Что в такой ситуации делают киношные детективы? Я не мог вспомнить – давно не смотрел кино. Я оставил вырезки на полу, умылся, запер дверь и лег спать.
Я проснулся посреди ночи. Я вспомнил, как поступают в кино. Время действовать.
VIII
Я встал поздно утром, вырезки по-прежнему лежали на полу. Я осторожно перешагивал через них, стараясь не наступить на Глорию, Билла Нуна, смеющихся гостей и тщательно причесанную Шейлу. Нашарив в ящике туалетного столика запечатанную колоду карт, я стащил с зеркала красный шарф. Я наклонился ближе и впервые за долгие месяцы как следует себя рассмотрел. Отекшее от пьянства лицо, заросшее щетиной, красные глаза за стеклами очков. Неужели старина Уильям канул в лету? Я потер небритые щеки, притащил стул, распечатал карты и отложил джокеров. Я перетасовал колоду и принялся за самые банальные трюки. Пальцы слушались плохо, но постепенно вспоминали знакомые приемы – немного практики, и былая ловкость вернется. Я побрился, принял душ и пошел звонить Джонни.
* * *
Эйли, казалось, была растеряна.
– Уильям, Джон немного занят, может, он перезвонит тебе?
– Я звоню из автомата.
Кажется, Эйли улыбнулась.
– Романтика в наши дни.
Я взглянул на толпы покупателей, наводнивших Аргайл-стрит, и понял, что сегодня суббота.
– Да, наверное. – Я помолчал, надеясь, что Эйли отвлечет Джонни от его важных дел. Я ошибся. – Я хотел сказать, что выступлю на вечере.
– Здорово, Уильям, он будет в восторге.
– Его восторги поутихнут, когда он меня увидит. Я слегка заржавел, – сказал я сердито.
– Глупости, он постоянно рассказывает, что учился с гением.
Я отложил золотник похвалы к своим скудным резервам.
– Джон не сказал мне, когда и где.
– Ровно через неделю, в три тридцать в старом Паноптикуме.
– Дневной концерт?
Эйли напряглась:
– Тебя не устраивает?
В конце концов, решил я, время действия ничего не меняет.
– Нет, нормально, просто не ожидал.
– Придет много семей с детьми, будет весело.
– Я подкорректирую свое выступление.
Эйли засмеялась:
– Да уж, пожалуйста.
Она снова поблагодарила меня, пытаясь закончить разговор. В трубке раздался писк, и я бросил еще пару монет, удерживая Эйли на связи.
– Джонни так и не сказал, чему посвящен вечер.
– Неужели? – бодро спросила Эйли. – Мы хотим собрать денег на благотворительные программы для таких детей, как Грейс.
– Каких? – бестактно спросил я и внутренне сжался.
– Вы и правда толком не поговорили. У Грейс синдром Дауна.
На меня накатила жалость пополам со смущением. Я сказал прежде, чем успел подумать:
– Мне очень жаль.
– Не стоит, – серьезно сказала Эйли. – Мы считаем это благословением.
* * *
Мы втроем стояли за кулисами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75