Робертсону он подчиняется лишь номинально.
– Вот-вот! – подхватывает она. – Поэтому он и получает сорок тысяч семьсот пятьдесят долларов в год, а я застряла на тридцати пяти.
– Через пару лет он уйдет на пенсию, – успокаиваю ее я, – у тебя же все схвачено.
– Я не хочу сидеть еще пару лет, Уилл... – Приложив костяшки пальцев к вискам, она массирует их так сильно, что кожа краснеет. – Мне уже почти сорок.
– Ты прекрасно выглядишь.
– Спасибо. – Оно отдает презрением. – Я по уши увязла в бесперспективной работе, которую ненавижу, живу в ненавистном мне доме, но не могу купить новый дом и... – Тут она останавливается и делает глубокий вдох. – О Боже, мне так неудобно об этом говорить...
– А в чем дело? – Я встревожен: может, она заболела, заразилась какой-то страшной болезнью или возникли расстройства на сексуальной почве? Все эти годы я считал, что она живет в этом доме потому, что души в нем не чает. Во всяком случае, так она мне всегда говорила.
– Я не спала с мужиком... – Она снова запинается. Долгая пауза. Она на самом деле краснеет, шея заливается краской. – Я не спала с мужиком больше года, – говорит она, поднимая глаза к потолку.
Первое, что приходит на ум, – предложить свои услуги, но это значило бы отмахнуться от ее слов и поступить не слишком умно. Я смотрю на нее – она ослепительно хороша. Что же приключилось с мужиками у нас в городе? Неужели никто не может сжалиться над ней и трахнуть? В этом все и дело: на это она ни за что не пойдет.
– Значит, в нашем городе живут либо одни педики, либо слепые болваны. Что еще нового?
– В этом, черт побери, все и дело! – с жаром говорит она, поворачиваясь ко мне лицом. – В этом, да еще в том, что на работе мне ничего не светит! Вообще ничего, нуль.
– Все образуется. – Понимаю, что не очень удачный ответ, но что тут еще скажешь? Мне жаль ее, ей плохо, но именно сейчас у меня полно своих проблем, которые надо решать.
– Поэтому я и уезжаю.
Рука моя с чашкой кофе замирает на полпути ко рту. Мне все же удается поставить ее обратно на салфетку, не пролив ни капельки на ковер.
– В Сиэтл. – Она встает, каким-то зачарованным, долгим взглядом смотрит на наручные часы. – Позвоню Клаудии. Не хочу, чтобы ты понапрасну тратил свои выходные.
– Погоди. – Я тоже встаю, ноги, вопреки обыкновению, трясутся и подгибаются, словно ватные. – Ты это о чем?
– Я не знала, как тебе сказать. – Она стягивает с волос повязку, скручивая ее в форме восьмерки. Внезапно в голове у меня проясняется, словно в комнату врывается струя свежего воздуха. Я пристально смотрю на нее, мозг отказывается мне повиноваться.
– Сойдет простой английский язык.
– Ну ладно. – Она делает глубокий вдох, собираясь с силами. Патриция на редкость толковая баба. Если бы не наш брак, который обернулся разводом и стал неизбежным препятствием, я давным-давно устроил бы ее на работу к нам в фирму – вдвоем с Энди они стали бы нашим секретным оружием огромной силы. Если меня не возьмут обратно, она сможет занять мое место, прямая экономия – не нужно будет менять табличку на двери, не говоря уже о визитных карточках и бланках.
– Весь прошлый год я рассылала свою краткую автобиографию, – говорит она. – Без особого, впрочем, успеха, свободных мест почти нет, мне просто хотелось узнать собственную рыночную стоимость, есть ли она у меня и какая. – Она делает паузу.
– Ну и как? – Я со страхом жду ответа.
– Нашлись люди, которые считают, что я представляю собой нечто особенное. – Могу побиться об заклад, что при этих словах ее грудь, угадывающаяся под майкой, гордо вздымается.
– Я тоже думаю, что ты представляешь собой нечто особенное, – поддакиваю ей, пытаясь одновременно изобразить улыбку; она выходит довольно жалкой.
Она смотрит на меня пристально, но как-то странно.
– Как все это смешно! До сих пор я этого не слышала, когда речь шла о работе.
– Просто подходящего случая не было. – Мне не нравится, какой оборот принимает разговор. Хочется вернуть его в прежнее русло. – Ну и при чем тут Сиэтл?
– Четыре фирмы, похоже, заинтересовались настолько, что решили пригласить меня на собеседование. Штаб-квартиры двух из них находятся на востоке. Туда я возвращаться не хочу. Еще одна – в Тусоне, Миннесота, а последняя – в Сиэтле. Ну... словом, в прошлом месяце я ездила в Тусон и Сиэтл.
– А я-то думал, в прошлом месяце ты ездила проведать родителей. – Тогда Клаудия провела со мной целую неделю.
– Я никому не хотела говорить...
– Ты не хотела причинять неудобства Робертсону. Или сердить его, – добавляю я точности ради.
– На всякий случай, если бы они мне отказали, – согласно кивает она и вдруг усмехается: – Обе фирмы хотели меня заполучить.
– Почему же ты предпочла Сиэтл? – Мой мозг лихорадочно мечется, но работает вхолостую, мысли увязают, словно в песке. Лишь одна из них не дает мне покоя: если она уедет, то уедет и моя дочь, а если уедет моя дочь, то я не смогу с ней видеться каждый день, если захочу, или по меньшей мере два-три раза в неделю. Тут меня охватывает всепоглощающий страх.
– Красивый город, – отвечает она. – Двадцать лет я прожила в пустыне, теперь хочется подышать океанским воздухом. К тому же там полным-полно подходящих мужчин, обаятельных мужчин. Я назначала свидания в оба вечера, что провела там, – добавляет она чуть ли не с радостью.
– Почему же тогда тебя ни разу не трахнули? – кисло спрашиваю я. Не могу поверить в то, что она говорит.
– Я не ложусь в постель с первым встречным. Ты это знаешь.
– С тех пор многое изменилось. – Я отчетливо помню вечер, когда она впервые отдалась мне.
– Кое-что не меняется, – с чопорным вызовом говорит она и тут же меняет тему разговора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174