Стоит ли ей доверять? Может, у нее двусторонняя монетка или она умеет поворачивать ее в кулаке нужной стороной? Может, нам лучше снять колоду или позвать посредника?
– Конечно.
Она достает из кошелька десятипенсовую монетку, подбрасывает в воздух и ловит. Я слежу за ее движениями, плавными, даже изящными. Она почти вся в белом сегодня, словно празднует возвращение девственности или антисвадьбу. А я в черном.
– Орел или решка?
– Орел.
– Это решка.
– Можно посмотреть?
Бет окидывает меня презрительным взглядом. Один – ноль в ее пользу.
– Если для тебя это так важно, начинай ты.
– Я просто хочу посмотреть.
– Ладно.
Она раскрывает ладонь. Решка.
– Хорошо. Твой ход.
Мы еще не начали, а она уже получила моральный перевес. Меня обошли. Но я не намерен сдаваться без боя.
– Я возьму этот рисунок.
Она показывает на рисунок Поппи… «Маме и папе с любовю, Поппи». Хороший ход: все сразу приобретает новый нравственный оттенок – она хочет не самую дорогостоящую вещь, а ту, которая наиболее важна для нее. Но все не так просто, ведь эта вещь не меньше значит и для меня. Ее я пометил первой в своем списке. И Бет это знала. Потому и начала с нее. То, что может показаться нравственным проявлением, на самом деле является выплеском жестокости и злобы.
– Послушай, Бет. Не делай этого.
– Не делать чего?
– Выбери что-нибудь другое. В конце концов, у тебя есть Поппи. А мне нужно что-то, напоминающее о ней, когда ее нет рядом.
Эта картинка была первым произведением Поппи. И она очень хороша: дом, мы с Бет стоим у окна и улыбаемся, Поппи играет в саду. На деревьях растут сладости, солнце удивленно взирает с небес. Птички летают над облаками. Поппи нарисовала ее, когда ей исполнилось четыре года. Она даже поставила дату.
– Прекрати выяснять отношения, Дэнни. Теперь ни к чему эти споры. Лучше закончим все как можно быстрее и как можно спокойнее. Давай выберем и разойдемся.
– Хорошо. Я возьму часы.
Я показываю на дорожные часы с надписью от ее родителей. Бет бледнеет. Она знает, что я терпеть не могу эти часы и не испытываю особой нежности к ее родителям. Знает, что мне известно, как много эти часы значат для нее.
– Это было необязательно. Это жестоко.
– Ты отдаешь мне рисунок, я отдаю тебе часы.
– Я возьму молочные зубы Поппи.
Мне хочется задушить ее. Это я всегда был Зубной Феей, я подкладывал монетки под подушку. Я сохранил на память эти зубы. Бет хочет заполучить всю Поппи без остатка. Хочет забрать ее драгоценные избыточности. Хочет отобрать у меня мои воспоминания. Она не остановится. Она будет делать все более и более высокие ставки. Она нажмет на ядерную кнопку. Я чувствую, как силы покидают меня. Мне не следовало затевать эту игру.
– Ладно, – говорю я устало. Беру карандаш и наугад тыкаю в список. – Я возьму… степлер.
Бет недоверчиво улыбается, и моя попытка показать, что я выше всего этого, не остается безответной.
– Я возьму стереорадиолу «Бэнг энд Олуфсен».
– Хорошо. А я динамики.
Ясно, что от радиолы без динамиков толку никакого. Но Бет не отступает.
– Балетки Поппи.
– Твое свадебное платье.
И так далее. Через полчаса мы закончили. Как и следовало ожидать, получилась жуткая мешанина. Мы оба завладели тем, что нам совсем не нужно, нас переполняют обида и злость друг на друга. Победителей нет, есть только потерпевшие. Надо бы все начать сначала. Но невозможно пренебречь жесточайшим законом жизни. Нельзя начать все сначала. Ни сейчас, ни когда-либо.
Мы гуляем в парке: я, Элис и Поппи. Элис качает Поппи на качелях. Я занял выигрышную позицию сбоку: взгромоздившись на победно улыбающуюся пластиковую черепаху, наблюдаю за Элис. Она не смотрит на меня, так что я могу изучать ее в свое удовольствие. Силу и нежность ее лица, покатость плеч, мерцание улыбки. Я люблю эту женщину и верю, что мы будем вместе. Навсегда, до конца.
Все получится, ведь я хорошо усвоил уроки прошлого. Я разговаривал с Теренсом, сверялся с блокнотом, у меня в голове все разложено по полочкам. Я больше не сделаю дурацких ошибок, не буду вести себя глупо. Просто не могу себе этого позволить.
Пробегаюсь по списку из блокнота: очевидно, я влюбился слишком быстро, но тут уж ничего не изменишь. Что случилось, то случилось. Правило Шерон Смит – секс = власть – теперь не так актуально, как когда мне было тринадцать. Его заменил Принцип Бет: дети = власть. Но у нас с Элис детей нет, так что тут оно не подходит.
Не знаю, каковы парадоксы Элис, но я к ним готов и полон решимости, когда они проявятся, разгадать их, стерпеть, мучаться из-за них или даже уничтожить их. Что касается теней, или doppelg?ngers, похоже, Мартин – самая большая тень, с которой мне придется иметь дело. Элис до сих пор говорит о нем, до сих пор иногда говорит с ним: вернее, со мной, однако подразумевая при этом, что я должен вести себя, как он. Что я способен на необдуманные поступки (и ей следует быть начеку), что я уязвим (и значит, обо мне нужно заботиться), что я часто теряюсь и становлюсь нерешительным (а потому она должна взять инициативу в свои руки). Неторопливо, аккуратно, терпеливо я приведу все это в порядок. Я – это я, и любит она меня. С Мартином у них все в прошлом, что, как мне кажется, она уже почти приняла. Я готов пройти с ней весь этот путь до конца, готов бороться со всеми ее тенями, вызывать на поединки ее doppelg?ngers, пока они не запросят пощады.
Я понял тайный язык женщин. Я прочитал «Мужчины с Марса, женщины с Венеры» Джона Грея и «Вы просто не понимаете» Деборы Таннен. Я умею разгадывать символы, научился абстрагироваться от буквального. Я способен предвидеть – знаю, что женщина может разозлиться на мужчину за то, чего он не делал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78