Он был невысокий, истощенный, с гривой грязных седых волос. Лицо – сплошная сетка лопнувших кровеносных сосудов, на данный момент распухшее. Нос сломан, чему я легко посочувствовал. Синие, самые синие глаза, какие только бывают на свете, и, разумеется, в красных ободках.
Он сказал:
– А ведь я знал твоего отца?
– Пэдди… Пэдди Тейлор.
– Человек скромный и со вкусом. Так ведь?
– Он бывал разным.
– Судя по тому, что ты говоришь о нем в прошедшем времени, он уже не с нами… или… еще хуже… в Англии.
– Он умер, умер.
Пэдриг набрал в грудь воздуха и запел. У меня сердце в пятки ушло. Он пел, скорее орал:
– Вслепую, вслепую
наконец
мы покидаем этот мир!
Он наклонился, чтобы подобрать окурок, прикурил, чиркнув спичкой по помятому коробку. Я нервно оглядывался, надеясь, что песня закончилась. Он глубоко затянулся, выдохнул, окружив себя клубами дыма, и рявкнул:
– Но человек может не задерживаться,
потому что нигде
не найдет он покоя!
Я воспользовался паузой.
– Ты замолчишь, если я дам тебе еще денег?
Он засмеялся, показав два желтых зуба. Остальные, по-видимому, пали в битве.
– Обязательно.
Я дал ему еще фунт. Он посмотрел на него и сообщил:
– Я евро тоже беру.
Я пошел наискосок через площадь. Пэдриг вышагивал рядом и говорил:
– Ты не из тех, кто отдаст много… во всяком случае, в области информации. Что, по твоему мнению, имеет качества краткости и ясности?
Прежде чем я смог ответить на этот вопрос кратко или ясно, он зашелся в страшном приступе кашля. Его просто выворачивало наизнанку. Я дал ему носовой платок. Он вытер им слезы.
– Я у тебя в долгу, молодой Тейлор. Не помню, сколько миль я прошел с тех пор, как товарищ-пилигрим предложил мне платок.
– Твой выговор трудно определить, – заметил я.
– Как и постоянный доход, он имеет особенность ускользать, не говоря уже о том, что может переливаться через край.
Не зная, что на это сказать, я даже не стал пытаться. Он продолжил:
– В далекую темную эру моего существования я жил, кажется, недалеко от Лаута. Ты что-нибудь слышал об этой пустынной местности?
– Нет.
Я изо всех сил старался не говорить, как он. Очень заразно. Он запустил руку в глубокий карман своего твидового пальто. Вытащил коричневую бутылку.
– Хочешь глоток?
Он вытер горлышко чистым углом моего носового платка. Я покачал головой. Он не обиделся и сказал:
– Единственная разумная мысль, какую я помню: лучше быть везучим, чем хорошим.
– А ты?
– Что я?
– Везучий?
Он хрипло рассмеялся.
– По крайней мере прошло уже очень много времени с тех пор, как я был хорошим, что бы под этим ни понимать.
Из-за стены стадиона появилась стайка алкашей. Пэдриг несколько театрально встряхнулся и сказал:
– Друзья ждут меня. Может, мы еще поговорим.
– С удовольствием. – Без дикого энтузиазма, но с одобрительной интонацией.
Наконец я забрался на Салтхилл и направился по набережной. Не переставая думал о часовых в пивной «У Грогана». Каждый день в полдень они снимали свои шапчонки и крестились. Даже склоняли головы и тихо шептали молитву.
Кроме этих стариков, словно застывших во времени, все остальное, включая жилые дома и лавки старьевщиков на Ки-стрит, было сметено новыми богатеями. Кто может измерить потерю? Я даже не помню молитву.
Когда бросаешь пить, мозги начинают работать с бешеной скоростью. В голову лезут сразу сотни мыслей.
Мимо прошли три парня, которым вряд ли исполнилось по двадцать. У каждого в руке банка пива. Я их едва не удавил. От запаха пива чуть не потерял сознание.
Как-то я наткнулся на несколько книг Кейта Эблоу. Психиатра, специалиста в судебной медицине. Он писал:
Вам необходимо выпить. Так все и начинается. Вам надо. Это ощущение всегда реально. Но ведь мне действительно нужно. Мне нужно мужество представить, что я буду делать дальше. А его у меня нет. Алкоголь позволяет на время забыть, что вы трус. Пока он действует. То, что вам нужно было представить, тем временем превращается в чудовище с когтями, и вам совсем не хочется его видеть. Затем этот монстр начинает писать тем, что вы пьете, быстрее, чем вы это в себя вливаете.
Вот и шагайте дальше.
???
Вспомните один из основных законов физики: на каждое действие всегда есть равное и противоположное противодействие. Совершив благой поступок, вы стопорите систему. Все равно что бросить перчатку Сатане. Все силы ада могут начать гоняться за вами.
На следующий день, взбодренный прогулкой, я решил заняться своей рукой.
У меня был врач, но за годы пьянства я потерял с ним связь. Как-то я пошел к нему, надеясь получить сильные транквилизаторы, так он выгнал меня взашей.
Я даже не знал, жив ли он. Решил рискнуть.
Самый конец города. Харлей-стрит. Табличка все еще висит. Вошел, и молодая регистраторша спросила:
– Чем могу вам помочь?
– Я когда-то здесь лечился, но не уверен, что моя карточка сохранилась.
– Сейчас посмотрю.
Сохранилась.
Сестра просмотрела мою карточку и сказала:
– А, вы служите в полиции!
Господи, как же давно это было… Она взглянула на мою бороду, и я пробормотал:
– Это маскировка.
Она ни на секунду этому не поверила.
– Посмотрю, свободен ли доктор.
Он был свободен.
Он постарел, но, с другой стороны – мы все постарели. Он заметил:
– Такое впечатление, что вы воевали.
– Так и есть. – Он полностью меня осмотрел и сказал: – С пальцев можно будет снять гипс через пару недель. Нос так и останется. Как насчет спиртного?
– Завязал.
– Самое время. Они сейчас в полиции измеряют уровень алкоголя. Сколько за день. Я, наверное, человек старой закалки, я измеряю, сколько нужно, чтобы человек пошел служить в полицию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43