– Ну да, я просто так спрашиваю, чтобы развлечься.
– Среда.
Я опустил голову на руки. Надо лечиться и поскорее.
Малачи сообщил:
– Вчера похоронили Шона.
– Я там был?
– Нет.
Мне ужасно хотелось проблеваться и заниматься этим до конца недели.
– Сын Шона, его, кажется, Уильям зовут, приехал из Англии. Он теперь будет работать в пивной. Похоже, разумный парень. – Малачи встал, взглянул на часы. – У меня месса. Надеюсь, ты не будешь обижать свою мать.
– Ты не куришь, бросил?
– Господь пока не счел нужным освободить меня от этой пагубной привычки, но мне и в голову не пришло бы курить в доме твоей матери.
– Господь виноват, так?
– Я этого не говорил.
– Почему? Я виню его постоянно.
– И посмотри, во что ты превратился. Ничего удивительного.
Он ушел. Моя одежда была
выстирана
выглажена
аккуратно сложена
в ногах кровати.
Я с трудом оделся. Заняло порядочно времени, приходилось все время бороться с приступами тошноты. Глубоко вздохнув, я направился вниз. Мать возилась на кухне.
– Привет, – сказал я.
Она повернулась ко мне. У нее хорошие, строгие черты, но они неправильно собраны. Лишь добавляют ей суровости. Если к сорока годам мы получаем лицо, которое заслуживаем, то она получила сполна. Глубокие морщины на лбу и по бокам носа. Седые волосы стянуты в тугой узел. Но глаза без капли милосердия говорили все. Что бы еще в них ни читалось, главным было послание: пленных не брать.
– Значит, очнулся.
– Да… Ты меня прости… Ну, знаешь… за беспокойство.
Она вздохнула. Это она умела делать.
Могла вздохнуть за всю Ирландию. Сказала:
– Да я к этому уже привыкла.
Мне пришлось сесть.
Она спросила:
– Ты чего-нибудь ждешь?
– В смысле?
– Завтрака?
– Ну, я бы выпил чаю.
Пока она ставила чайник, я огляделся. Слева от нее заметил бутылку виски. Годится.
– Звонят в дверь, – соврал я.
– Что?
– Ну да, два звонка.
– Я не слышала.
– Ты в этот момент чайник наливала.
Она ушла. Я взял бутылку и сделал большой глоток. «Черт, какая дрянь, – подумал я. – Неужели кто-то покупает такое дерьмо?»
Теперь меня волновал вопрос: удержится ли виски в организме? На желудок оно подействовало, как соляная кислота. Постепенно начало утрясаться, я почувствовал тепло внутри.
Вернулась мать. На лице ясно читалось подозрение.
– Там никого нет.
– Да?
Она была похожа на охранника, который знает, что кто-то сбежал, но никак не поймет, кто именно.
Я встал.
– Пожалуй, не буду чай.
– Но чайник уже кипит.
– Мне пора.
– Ты все еще работаешь в… – Она не могла заставить себя закончить предложения.
Я ее выручил:
– Да.
– И расследуешь самоубийство молодой девушки?
– Откуда ты знаешь? А… святой отец.
– Да весь город в курсе. Хотя только один Бог знает, откуда у тебя время между запоями.
Я подошел к двери.
– Еще раз спасибо.
Она уперла руки в бока, готовая к нападению, и сказала:
– Странно было бы, если бы ты не мог прийти в свой собственный дом.
– Он никогда не был для меня домом.
Карма
Я шел по Колледж-роуд и думал, что мне не надо было так грубить ей. Когда-то я прочел, как один человек спросил:
Почему так выходит, что не важно, сколько я не видел семью, и какие бы несчастья за это время не произошли, они всегда могут ударить тебя по самому больному месту?
Ответ:
Потому что они сами решали, где будут эти места.
На Фэйр-Грин-стрит у меня закружилась голова, пришлось прислониться к стене. Две женщины обошли меня широким кругом, и одна возмутилась:
– Надо же, еще ведь и одиннадцати нет!
По лицу ручьями тек пот. Кто-то коснулся моего плеча. Мне было так плохо, что я не возражал бы, если бы меня вырубили. Кто-то произнес:
– Ты в плохом виде, друг мой.
Этот знакомый голос. Пэдриг, главный пьяница! Он взял меня за руку.
– Вон там есть скамейка, пойдем подальше от этой толпы, от которой можно сойти с ума. – Он повел меня к скамейке.
Я подумал, что если моя мать как обычно наблюдает за мной, то вряд ли она сильно удивится. Мы сели, и Пэдриг предложил:
– Глотни-ка этого лекарства.
Я посмотрел на коричневую бутылку, и он сказал:
– Разве может что-нибудь быть хуже того, что ты уже принял?
– Правильная мысль.
Я сделал глоток. Жидкость оказалась почти безвкусной. Я думал, он даст мне метиловый спирт. Он понял.
– Ты думал, это метиловый спирт?
Я кивнул.
– Это состав на всякий случай, я узнал его в британской армии.
– Ты служил в армии?
– Не знаю. Когда-нибудь я буду клясться, что до сих пор служу.
Мне уже становилось лучше.
– Смотри-ка, срабатывает, – обрадовался я.
– А ты как думал. Британцы понимают, как облегчить боль. Увы, они не всегда понимают, где это требуется.
Я не слишком понял, что он имел в виду, поэтому промолчал. Он спросил:
– Развязал?
– Еще как.
– Из-за чего?
– Мой друг умер.
– А, прими мои соболезнования.
– Я пропустил его похороны и наверняка разругался с теми немногими друзьями, которые у меня еще остались.
Подошел полицейский, остановился и рявкнул:
– Двигайте отсюда, тут общественное место.
Пэдриг вскочил, прежде чем я успел ответить, и забормотал:
– Да, офицер, мы уходим.
Когда мы двинулись прочь, я сказал Пэдригу:
– Выскочка и говнюк.
Пэдриг слегка улыбнулся и заметил:
– Есть в тебе задиристая жилка.
– Знаю я этих ребят. Сам когда-то был таким же.
– Говнюком?
Я невольно рассмеялся.
– Наверное. Но я действительно служил когда-то в полиции.
Он удивился, остановился и смерил меня взглядом.
– Вот никогда бы не подумал.
– Это было очень давно.
– Но некоторая тоска по тем временам еще ощущается. Может, снова туда вступишь?
– Вряд ли. Теперь туда берут кандидатов со степенью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43