– Эта дамочка была такая же принцесса Василиса, как и великая княжна Анастасия, якобы спасшаяся в Екатеринбурге! Посмертная генетическая экспертиза останков Анны Андерсен, твердившей в течение многих десятилетий, что она является Анастасией Романовой, доказала, что она – обманщица, с царской семьей в родственных отношениях не состоявшая. Зато ее ДНК совпала с ДНК родственников одной польской девицы легкого поведения – уже давно ходили слухи, что она и играет роль «Анастасии».
* * *
Сборы не отняли много времени – профессор буквально горел желанием отправиться в Герцословакию и приступить к работе. Их делегация из трех человек – сам Павел Леонидович, Алена и Катюша Горицветова – вылетела в столицу балканского государства Экарест в начале июля.
Алена уже бывала несколько раз вместе с отцом за границей – то на научных симпозиумах, то в иностранных университетах, где профессор Кочубей читал лекции. Но Герцословакию она еще не посещала. Ее отец, являвшийся полиглотом, говорил в том числе на герцословацком, хотя и не очень хорошо. Впрочем, так как команда ученых была интернациональной, основным языком общения был английский, которым и профессор, и Алена владели вполне прилично.
Самолет доставил их из Шереметьева-2 в международный аэропорт Экареста. Их ожидали представители Академии наук Герцословакии, под эгидой которой и проводились изыскания. Прибывших гостей доставили в расположенную в центре Экареста гостиницу, некогда носившую имя «Ленинград», но после падения коммунистического режима и переориентации страны на Запад называвшуюся «Савой».
Чем-то Герцословакия походила на Россию, а Экарест – на Москву. Но имелся и местный, балканский, колорит. Да и пейзаж был совсем другим. Хотя столица и располагалась не у Адриатического моря, чувствовалось его влияние – влажный климат, пальмы в кадках около здания гостиницы.
Экарест оказался большим современным городом с населением в несколько миллионов человек. Архитектура здесь смешанная: кое-что сохранилось с дореволюционных времен, в основном старинные величественные дворцы, в том числе и огромный королевский, являвшийся ныне, впрочем, музеем; имелись и «шедевры» социалистической эры – высотки по типу сталинских, а также серые уродливые многоэтажки; и, наконец, сомнительные архитектурные новшества последних лет, времен безудержного капитализма и повальной демократии – стеклянные небоскребы, места обитания тех, кто преуспел при новом режиме. Алена обратила внимание на то, что в Экаресте на каждом шагу встречаются ресторанчики или кафе – видимо, сказывалась привычка местных жителей хорошенько закусить. Сверкали огнями, особенно в ночное время, многочисленные казино.
Но представителям российской делегации было не до экскурсий по Экаресту, хотя на второй день пребывания, до пресс-конференции, намеченной на вечер, их и провезли по городу в специальном автобусе. Алена сделала много фотографий, а вот папка совсем не уделял внимания достопримечательностям – профессор Кочубей просматривал важные бумаги.
Во время пресс-конференции, имевшей место в большом зале главного корпуса Академии наук, Алена сидела среди журналистов, потому что за большим столом, застеленным зеленым сукном и уставленным множеством микрофонов, восседали исключительно эксперты, прибывшие со всех концов планеты, дабы принять участие в эксгумации останков королевской семьи. Девушка имела возможность впервые увидеть людей, статьи которых много раз читала и работы которых цитировала в своей диссертации. Слева от профессора Кочубея, находившегося в центре, сидел профессор Уве-Свен Хохмайер из Германии. Сухопарый, в больших очках в золотой оправе, с растрепанным венчиком волос вокруг лысины, он чем-то напоминал жюль-верновского профессора Паганеля. Как и папка, немец считался одним из ведущих специалистов в мире по судебной антропологии. Хохмайер то и дело бросал на своего соседа странные взгляды, и, несмотря на улыбку, игравшую на лице профессора из Мюнхена, Алена была уверена – он в глубине души чувствовал себя обойденным: еще бы, ведь руководителем команды исследователей был назначен не он, а русский! Девушка вспомнила: отец как-то обмолвился, что немецкий ученый – очень мнительный и зловредный человек.
Справа от профессора Кочубея находилась дама лет шестидесяти с хвостиком, с короткими седыми волосами и загорелым морщинистым лицом. Сразу было видно, что в молодости она была очень красива, да и сейчас ни у кого не повернулся бы язык назвать ее, Валерию Дорнетти, профессора из Женевы, старушкой. Она была живой как ртуть, постоянно улыбалась и говорила на всех мыслимых и немыслимых языках, в том числе на герцословацком без акцента и на русском с едва заметным акцентом.
Некоторых ученых Алена в лицо не знала. Она разглядела еще невысокого плотного француза с нафабренными тараканьими усами и иссиня-черными, наверняка крашеными, волосами. Это был Этьен де ля Вильфор, который специализировался на исследованиях в области генетики и не так давно ошарашил ученый мир заявлением, что открыл секрет бессмертия. Парижский профессор был шумным, крикливым и громогласным, а к тому же, как подозревала Алена, завзятым ловеласом. А также девушка узнала тихую даму непонятного возраста (ей можно было дать как двадцать пять, так и сорок) азиатского происхождения – профессора Минг Кой из Южной Кореи.
Журналисты задавали в основном вопросы, не имевшие отношения к научным исследованиям. Профессор Кочубей призывал всех набраться терпения и подождать первых результатов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17