Ибо новому наставнику в
молодые годы полагалось совершить три деяния, пройти три искуса, три
проверки на зрелость. Первая выглядела простой - он должен был добраться
сюда, на самый край мира, преодолев губительную пустыню. И вторая казалась
несложной, ибо включала постижение боевых искусств и астральной Силы -
теми, кто мог принять сей божественный дар. Но третья... Третий искус
занимал десятилетия; пора свершений, когда Ученики, направляемые рукой
Митры, трудились на благо Великого Равновесия. Правда, не у всех он был
столь долог - случалось, что Ученики погибали, не достигнув зрелости.
Наставник ничего не знал об их судьбе. Он выращивал их словно плоды в
своем саду, шлифовал на тренировочной арене как драгоценные самоцветные
камни и вкладывал то, что получилось, в ладони всеблагого бога; бог же вел
их туда, куда ему было угодно. Омм-аэль! Да славится Великий! Он, лишь
один Он ведал, когда нужно отразить Зло и где ему не следует чинить помех.
Ибо Пресветлый, коего чтили под именем Митры в странах Запада и под
многими иными именами - в бескрайней Гиркании, в далеком Кхитае, Вендии и
даже в Черных Королевствах - не являлся божеством Добра. Так считали люди,
существа наивные и недалекие, ибо золотой глаз бога каждый день разгонял
тьму, утешал и дарил радость, согревал и живых тварей, и злаки в поле, и
плодоносящие деревья, и цветы, и земли, и воды. Так полагали и жрецы Митры
- почти все, за исключением немногих, с коими воистину говорил бог. Те,
как и сам наставник, провидели истинную суть: Митра - хранитель Равновесия
между Добром и Злом, между светом и мраком, между счастьем и горем.
Ибо нет доброго без злого, светлого без темного, радостей без
печалей! И если уничтожить Зло, то Добро может стать еще большим Злом! Так
белый чародей превращается в черного, если не с кем ему бороться и некого
защищать...
Омм-аэль!
Возвращаясь к реальности, Учитель проводил ладонями по лицу,
всматривался немигающими глазами в диск закатного солнца. Потом мысль его
устремлялась в пустыню, расстилалась над ней, накрывала, точно волной, на
день или два пути; он искал среди барханов крохотную человеческую фигурку,
бредущую на север, к горам, высматривал нового своего ученика.
Нет, никого... Значит, и завтра, и послезавтра он будет один... будет
по-прежнему вкушать покой, неспешно беседуя с тенями ушедших... впитывая
тепло и Силу, коими бог одаряет своего слугу... протягивая нить разума к
астралу... купаясь в потоках бесконечности...
Но в один из дней он вышел из транса, когда солнце еще стояло в
зените и тени барханов были коротки, как овечий хвост. Он долго сидел,
опустив руки на колени, пытаясь сообразить, что же случилось, что прервало
сладкое забвенье медитации; потом начал медленно раскачиваться, не спуская
взгляда с повисшего в голубом небе светила.
Бог гневался! Определенно гневался! И был готов опустить карающую
длань на святотатца - впервые за много веков! Да, впервые, ибо в
милосердии своем уничтожал лишь самое черное зло, относясь со
снисхождением к человеческому несовершенству и мелким грехам. Но сейчас
произошло необычное, небывалое, кощунственное! То, что Митра не мог
простить - во всяком случае, сразу...
Кто-то из Учеников нарушил обет, а значит, его ожидали и кара, и
искупление. И бог пожелал, чтобы наставнику было известно об этом.


ЧАСТЬ ПЯТАЯ. ГРЕХ

18. ПРЕДЗНАМЕНОВАНИЯ
Над плоскогорьем Арим палило солнце. С утра до вечера его
безжалостные лучи омывали землю яростным потоком, выжигая травы, заставляя
листья немногочисленных деревьев съеживаться, сворачиваться в сухие бурые
трубочки, шуршащие под порывами горячего ветра. Ветер срывал их, гнал по
растрескавшейся опаленной почве, то подбрасывая в воздух, то швыряя в лица
редким путникам, уныло тащившимся по пыльным дорогам Арима, от Селанды на
западе до Дамаста на востоке. Эти города-соперники стояли у подножий скал,
в местах, вполне пригодных для жизни; наверху же простиралось суровое
жаркое плоскогорье. Тут не было ни рек, ни ручьев, ни озер, тут не
выпадали дожди, и выцветшее небо круглилось над выжженной землей
голубовато-белесым куполом, неизменным и равнодушным.
Местность эта, однако, не считалась проклятой Митрой или иным
могущественным божеством, ибо здесь, в сухом и жарком климате, росла
пальма кохт. Невидное дерево, как ни посмотри: невысокое, с пепельного
цвета бугристой корой, сквозь которую пробивались волосистые отростки, с
жидкой кроной, что не смогла бы укрыть от солнца даже мышь. Тем не менее,
орехи кохта ценились высоко, ибо их отвар придавал шелкам, сукнам и
полотняным тканям неповторимый оттенок морской волны. Орехи эти вывозились
и в страны Запада, и на юг, в Иранистан и Вендию, но основным их
потребителем был Кхитай. Из века в век кохт дарил процветание жителям
Селанды и Дамаста; одна пальма могла обеспечить хозяину верный кусок
хлеба, три или четыре - прокормить семью, а целая плантация означала
богатство. Пальмы кохт росли лишь в землях засушливых и жарких, почти
бесплодных, где не выдерживал даже колючий пустынный кустарник санисса,
однако и эти стойкие деревья нуждались в воде.
Арим же на воду был скуп. Здесь ее добывали из глубоких колодцев,
уходивших вниз, в прокаленную почву, сухую глину и камень на пять, десять
и даже пятнадцать длин копья. Из самых глубоких скважин драгоценную влагу
поднимали наверх с помощью ворота и ведер, из более мелких - хитроумным
устройством, напоминавшим огромный винт.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201