Да и расстались мы по-дружески.
– Потому что нам нечего было делить, – вставила Джесси. – Ни денег, ни дома.
Ни иллюзий, ни любви, ни разбитого сердца.
– Да уж, не было даже ночного горшка, – кивнул он и опять захихикал своим противным мультяшным смешком, будто в горле фантики шуршат. – Ладно, ты-то как? Жизнь идет?
– У меня все в порядке. – Надо же, именно в такой паршивый денек наткнуться на бывшего мужа!
– Где работаешь? Все еще пишешь сценарии в… как там его?…
– В театральном клубе Манхэттена? Нет. Это даже не предыдущая – три работы тому назад. – Пена в чашке осела. – Сейчас я личный помощник английского актера, который играет на Бродвее. Слышал такое имя – Генри Льюс?
– Нет. Ты же меня знаешь: все, кто не из «Стартрека», ускользают от моего радара.
– Да, он не так уж знаменит, – признала Джесси.
Однако сказав правду, она не загладила ложь, и эта ложь заставила еще острее ощутить горечь утраты.
– Помощница, – фыркнул Чарли. – Всего-навсего помощница.
И к тому же помощница малоизвестного актера, то есть – ничтожество.
– Ты так и живешь в нашей квартирке? – продолжал Чарли.
– Да.
– Хорошо. Хорошее место. Недорогое.
– Еще бы. Нелегальная субаренда. – Голос срывался, горло сжимал спазм. Ни работы, ни мужа, ни постоянного друга, ни даже законно оформленной квартиры. – А ты доволен жизнью в своем Трентоне?
– Ага. Нормальное местечко. У меня есть гараж, вожусь там с железками. Жюстин занимается садом. Работа тупая, но деньги платят приличные. Никаких технофанов, среди которых я был придурком. Плыву себе по течению.
– Дао города Трентона, – съязвила Джесси.
– Вот именно! – хмыкнул он. – Обрети мир в своем внутреннем Трентоне.
Джесси рассмеялась вместе с ним, но из ее глаз хлынули слезы.
Чарли продолжал улыбаться – подумал, что она плачет от смеха.
Горло снова свело судорогой, слезы продолжали течь.
– Ох, черт, – хрипло пробормотала она. – Что ж это я… – Хотела посмеяться над собой, но дыхание прерывалось всхлипами.
До Чарли, наконец, дошло. Он подался вперед, стараясь проявить заботу, вытаращился, как учили: «Смотри людям прямо в глаза». Потянулся рукой через стол, сжал ее пальцы.
– Джесси? Что случилось? Неужели из-за Трентона? Она рассмеялась презрительно, и от этого рыдания усилились.
– Черт! – вскрикнула она. – Черт, черт, черт! – Выдернула пальцы из его ладони, схватила салфетку, с силой прижала к глазам, прячась за тонким листом бумаги. Минута – и Джесси взяла себя в руки. Убрала от лица салфетку.
– Ты же не из-за нашей встречи расстроилась? – настаивал Чарли.
– Нет. Конечно, нет.
– Я так и думал.
Широко раскрыв рот, Джесси вдохнула поглубже, сглотнула, поморгала. Грубые коричневые салфетки «Старбакса» не годятся на роль носовых платков.
– Извини, – сказала она. – Извини, пожалуйста. Бывают такие дни – жить не хочется.
Чарли кивнул, словно и ему не чужды подобные эмоции. Встревожился, но головы не терял. Типично для Чарли. Когда-то его мужественная выдержка нравилась Джесси – или вызывала нестерпимое раздражение.
– Сколько мы прожили вместе? – спросил он ни с того, ни с сего.
– Три года. – Она втянула носом непролитые слезы. – Год были женаты.
Но Чарли не был настоящим мужем. Так, декорация.
– Всего-то? – Удивился он и снова включил этот ласковый, дружелюбный, пустой взгляд. – А кажется – намного дольше. Намного.
39
– Алло, Генри! Джесси! Кто-нибудь! Это снова Долли Хейс. Звоню, звоню, никто не отвечает.
– Адам Рабб звонил пять раз за последние два дня. Наглый осел. Делает этому миру одолжение тем, что живет в нем. Плевать. Но теперь он поставил ультиматум. Дал нам двадцать четыре часа. Я объясняла, что не могу дозвониться, но он сказал – снимает свое предложение, если мы не ответим до десяти часов. По твоему времени, Генри!
– Генри, предложение – лучше некуда. Если ты решил продать свою задницу подороже, это – твой шанс. Сам будешь виноват, если упустишь.
40
«Подобно своим тезкам, Леопольду и Лебу, эта парочка, Леопольд и Лоис – убийцы, убийцы музыки. Их жертвой стал не бедняга Бобби Фрэнке, а поп-культура старшего поколения. Этому шоу, этой отнюдь не смешной пародии, этой полуторачасовой чепухе требуется врач, а не обозреватель. В любом случае…»
Дуайт сложил «Таймс».
– Натуралу не понять. Я видел шоу. Очень смешное. Типа: заработай инфаркт и помри.
– Нечего им сочувствовать, – огрызнулась Аллегра. – О них пишут в «Таймс», а о нас – нет.
– И слава Богу, – вставил Фрэнк.
– «В любом случае, – продолжил чтение Дуайт, – получите ли вы удовольствие, разозлитесь или умрете от скуки, зависит от того, насколько вам памятен давно отошедший в прошлое мир ночных клубов, Лас-Вегаса и Мерва Гриффина…».
Дождь все еще лил. В шесть часов вечера темно и мрачно, как в ноябре. На Западной Сто Четвертой уже горели фонари. Фрэнк устроился в мягком кресле чуть в стороне от актеров и собирался с духом для вечерней репетиции. Уже среда, премьера в пятницу, но ему все равно, что случится – успех или провал. Скверное у него сейчас настроение – безразличие, губительное для дела.
– «Отсутствие сострадания к этой паре несчастных стариков просто убивает. Но аудитория помирает со смеху».
– Довольно! – крикнул Фрэнк, выталкивая себя из кресла. – За дело. Работы по горло.
– Тоби еще не пришел, – напомнила ему Аллегра.
– К черту Тоби. Боаз, ты прочтешь его реплики?
– Нет, – равнодушно ответил Боаз.
– Бо, миленький… – заныла Аллегра.
Боаз тоже не в духе. Помятый и растрепанный красавец выглядел еще более помятым.
– Музыка, – заявил он. – Я должен записать диск со всей музыкой к шоу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108