По фотографиям и телевыступлениям он без труда опознал длинного тощего критика. Как он оказался на моем дне рождения? Прагер крепко сжимал правую руку, из нее текла кровь. А в руках у матери Калеб разглядел черный маленький револьвер.
– МАМА!
Калеб подбежал к ней, опустился на колени и попросил:
– Мама! Отдай мне револьвер. Ну, пожалуйста! Все хорошо. Отдай револьвер. – Только услышав свой голос, он понял, какие именно слова произносит.
Мать посмотрела на него, как будто недоумевая – не сошел ли он с ума, что за детский лепет?
– Вот. Возьми, пожалуйста.
Калеб узнал старый отцовский револьвер, тупорылый, 38-го калибра. Мать протянула ему оружие, из предосторожности опустив дуло.
– Аккуратнее! – вмешалась Джесси (она подошла и стояла у него за спиной). – На нем останутся твои отпечатки!
– И что? За убийство будут судить меня, а не маму? – Впрочем, жертва еще жива. Как распорядиться оружием, Калеб не знал. Так и держал его дулом вниз, поставил на предохранитель, потом вынул барабан и принялся извлекать патроны.
Тоби вихрем ворвался в комнату.
– Боже мой! О, Боже мой! Он ранен! Звоните в 911! Скорее!
– Уже звоню! – рявкнула Джесси, нажимая кнопочки на сотовом телефоне.
– Дайте посмотреть, – потребовал Тоби. – Слушайте, да у вас кровотечение. Чертовски сильное кровотечение. Нужно прилечь. Я проходил «первую помощь». Ложитесь на пол и поднимите руку.
Прагер не стронулся с места. Он молча смотрел на рукав, ставший влажным и черным, потом поднял голову и обвел взглядом присутствующих.
Гости рассеялись по всей комнате, таращились на него, тревожились, недоумевали, и никто не знал, что нужно делать.
Калеб передал Джесси револьвер вместе с пулями и помог Тоби уложить Прагера на пол.
– Это не артерия, мне так кажется, – сказал Тоби. – Турникет делать не понадобится. Достаточно просто прижать сосуд. Нужны полотенца или тряпки.
Слишком самонадеянно он держался, ложная уверенность, переигрывающий актер. Калеба это настораживало. Но, по крайней мере, Тоби владел этой ролью, в отличие от всех остальных, а потому Калеб позволил ему командовать.
– Полотенца в ванной! – крикнул Калеб. – Принесите сюда.
Фрэнк Ирп побежал за полотенцами.
Появился Генри Льюс. Он присел на подлокотник дивана, наклонился, положил Молли руку на плечо.
– Ну-ну, – заговорил он, – ничего, ничего.
Брюки его были вымазаны то ли сажей, то ли черным мелом. Он тоже играл роль в этой сцене, и справлялся с ней как нельзя лучше.
– Уже едут, – возвестила Джесси, захлопывая крышку мобильника. – Послали «скорую помощь» из Сент-Винсента, но копы доберутся сюда первыми. Что же мы им скажем?
Калеб поднял взгляд, посмотрел на Джесси, потом на мать.
Молли сидела очень тихо, словно окаменев, и следила за мужчинами, копошившимися возле ее ног. Руки сцепила на коленях, левой рукой крепко обхватив провинившуюся правую.
Ослепительная вспышка – сработала фотокамера. На том конце комнаты стоял Камерон Дитчли с карманной цифровой фотокамерой в руках.
Тоби уложил раненого на спину. Снял с него пиджак и передал Калебу. Пострадавший носил белую рубашку. Из руки текла ярко-алая, словно краска, кровь. Тоби глубоко вздохнул, чуть было не лишился сознания, но обморочная дурнота прошла. Он вернулся в строй – надо действовать. Обеими руками Тоби сдавил мякоть простреленной руки, одна ладонь повыше другой, как учили бойскаутов в Милуоки. На ладони потекла горячая кровь, потом она загустела, стала липкой. Он пустил в ход полотенца, белую махровую ткань, и кровь начала сгущаться.
– Все будет хорошо, – заверил он пациента. – Вы поправитесь.
Пациент отворачивался, не в силах видеть свою кровь. Лицо его стало изжелта-белым, как свечной воск. На белой коже проступила утренняя щетина – словно перцем присыпали. Голова его была приподнята – Калеб свернул пиджак Прагера и подложил ему под голову.
Тоби сам не знал, помогает он раненому или делает еще хуже. Может, рана незначительная и кровотечение прекратилось бы само собой. А может, бедняга так и истек бы кровью. Отступать поздно – пришлось довести дело до конца. Он выполнял все инструкции, молясь о том, чтобы ничего не перепутать.
Он ощущал рядом присутствие Калеба. О чем Калеб думал сейчас? Впрочем, не для Калеба делал он все это. Калеб теперь не в счет. И Генри тоже стоял рядом, но и про Генри он почти забыл. Что значит чей-то член во рту по сравнению с этим – по сравнению с огнестрельной раной! Нет, не ради них старался Тоби, а ради этого бедняги, ради незнакомого ему человека. А еще – ради нового в его жизни опыта. Впервые Тоби справился с собой, подавил панику, сумел собраться с мыслями. Надо запомнить это состояние. Сенсорные ощущения, мысли, эмоции. Однажды все это пригодится.
70
Никто не бежал с вечеринки, но все постарались устраниться. К тому времени, когда прибыли полицейские и санитары, большинство гостей уже вышли на террасу и наблюдали за происходящим через стеклянные двери.
Два санитара сразу подошли к Прагеру и опустились перед ним на колени. Полицейский с густыми усами остановился позади них и заговорил с Калебом.
– Несчастный случай, – пояснил Калеб. – Моя мать показывала этому человеку револьвер и вдруг…
– Она выстрелила в меня! – завопил Прагер, лежа на полу. – Я плохо отозвался о его пьесе, и его мать меня застрелила! – С той самой минуты, как произошел «несчастный случай», критик еще не вымолвил ни слова, и этот внезапный порыв гнева изумил всех. Он был вне себя от злости, он был в панике, голос прерывался. В выпученных глазах мерцал страх, а отнюдь не уверенность в собственной правоте.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108