– Разрывается чертово сердце.
И выбежал с такой скоростью, что вы приняли бы меня за какого-нибудь распроклятого олимпийского чемпиона. Вообразил себя снова в кабинете психотерапии в больнице. В разговорчивом кабинете. Где ты обязан разговаривать. Не хватало только, чтоб какой-нибудь карауливший коп уволок меня прочь. Разумеется, выскочив из дерьмового бара, я первым делом увидел того самого копа, который меня преследовал. Припарковался прямо перед входом, поджидая, как рыболовецкая сеть.
– Ну-ка, притормози, – сказал он.
– Пошел на хрен! – завизжал я. – И папа пошел в задницу!
– Какой папа? Просто Марти велел присмотреть за тобой.
– Марти, папа, кто б ни был.
И я побежал по улице, побежал в завтра, к автобусу, к самолету, к поезду. Бежал и бежал. Я… уезжаю отсюда, тетя Мисси. Тетя Мисси? Ногой надо двинуть?… Надо, тетушка Мисси? Я бегу… я… я…
Знаю, внутри меня что-то сломалось и тем самым старается снова собраться в единое целое. Я хладнокровен, спокоен, голубой, пустой, нет ни акул, ни птиц, ничто не плавает внизу и не парит вверху. Я вода без прилива, воздух без ветра, песок без сыпучести. В данном случае – в одном из немногочисленных случаев в жизни – знаю, что делать, зачем и как.
Все расставилось по местам между баром и поездом. Возник невидимый, но логичный перечень, где отмечена одна вещь за другой. Очень просто. Думаю, может быть, он сохранится, продолжится, в глубине мозгов что-то поправилось само собой. Вижу за это короткое время, как действуют цифры: дважды два равняется четырем, точно как меня учили в школе, в отличие от того, чему я сам себя научил, а именно: что дважды два равняется чему угодно, кроме четырех.
Я забрал все деньги, сколько было. Сообразил, как сесть в поезд. Купил билет. Уложил одежду, чековую книжку, мамины письма. Знаю только, что еду в Денвер. Поезд идет туда приблизительно двадцать четыре часа. Впервые покидаю дом.
В Денвере можно пробыть неделю. Больше нельзя. Потом придется вернуться, пойти в банк, снять дальнейшее поступление. С более крупной суммой было бы легче, да что есть, то есть, и я с этим смирился.
На вокзале никто не командует: «По вагонам!» Отсутствует человек со свистком. Поднявшись в вагон, я увидел, что там все не так, как я думал. Думал, будет золотистый свет, канделябры, официанты в смокингах. Думал, мир между домом и Денвером покажется чужим, как Китай, каким бы он ни был, а кругом всю дорогу тянется плоская равнина. На протяжении всех этих миль думаю, что качусь к ответу, который не хочу знать, но должен узнать.
Чтобы туда добраться, надо проехать через бесконечный Средний Запад. Тем временем тип, сидевший со мной рядом, с усами в виде ручек двуручной пилы, читает книгу под названием «Никогда не кончающаяся история». То и дело сообщая, что это величайшая в его жизни книга.
– Что значит «никогда не кончающаяся»? – спросил я.
– Надо прочесть ее, чтобы понять, – сказал он.
– Я не читаю.
– Хочешь знать, что никогда не кончается? Канзас. Обожди, пока мы до него доедем.
Сиденья неудобные, невозможно заснуть. К моменту прибытия в Колорадо захотелось принять зеленую таблетку. Я весь дребезжу внутри, как ударенный камертон. Наутро акулы и птицы вернулись. Ничто само собой не наладилось. Наполовину поправилось и опять разлетелось. Что-то должно измениться, должно измениться во мне. Я – открытая рана.
Среди ночи тип с усами в виде ручек двуручной пилы задрал штанину и показал торчавшую из носка рукоятку ножа.
– Зачем это?
– Никому нельзя доверять, – сказал он.
Перед глазами сверкнуло лезвие, на нем как бы промелькнуло мое имя, поэтому я потянулся к нему.
– Вет-нет, – сказал он.
– Что?
– Стой. Не трогай. Это все равно что дернуть меня за усы. Понял?
– Не очень. Что значит «вет-нет»?
Он объяснил. Потребовалось два часа, чтоб я понял. Потом мы заснули. Когда поезд остановился на станции, пожали друг другу руки.
Я сказал ему:
– Лый-друг, мся-вдруг.
– Сный-день, шла-тень, знь-хороша, брая-душа.
15
Шагнув с вокзала Юнион на денверский свет, я сказал себе, что дела должны перемениться. Отныне буду складывать и вычитать, как положено. Должен быть какой-то способ узнать всякие вещи. В конце концов, почти все что-то знают, а кое-кто, кажется, знает все. Когда десять тысяч человек говорят одно, а парень сам по себе говорит что-то другое, должны быть правы десять тысяч.
Поэтому отныне, не зная, что сказать, буду держать рот на замке. Лучше не открывать людям каждую мысль, угнездившуюся в голове. Пускай лучше гадают, что это за мысль. Пусть сочтут, что ты думаешь точно так, как они. Начнешь задавать вопросы – начнутся проблемы.
Возьмем бар «Сардж». Там от тебя ожидают молчания. Может быть, ты об этом не знаешь, не задав вопроса, а подойти и объяснить никто не желает. Но если посидеть подольше, то сам догадаешься. Вот в чем моя проблема: всегда хочу сразу все знать. Однако есть правильный способ делать дела, который включает в себя самостоятельное представление о всяких вещах.
Итак, теперь меня зовут Рей Правильный вместо Рея Стиля с его неправильными рассуждениями. Отныне мой девиз тиххххонъко и легоннннько. «Никаких проблем» и «согласен» – новые излюбленные выражения. Перестану ругаться и богохульствовать. Больше никаких проституток, никаких баров, никаких побоищ. Это не для приличного джентльмена.
Взглянул на свое отражение в стекле автомобиля. Решил сменить стиль, только на этот раз своего стиля не будет. Оденусь, как подавляющее большинство людей. Теперь главное – другие люди. «Здравствуйте, мадам. Сэр, позвольте пожать вашу руку. Меня зовут Рей Правильный».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48