Я поспешно вошел, закрыл дверь. За круглым окном идет снег.
– Вет-нет, – сказал я ему. – Есь-кров ез-слов.
– Я становлюсь муравьишкой. Пора валить отсюда.
– Кий-кров ит-дров, си-дров, чишь-кров.
– О-брат, вай-назад, о-брат, вай-назад!
– Ш-ш-а. Вет-нет. Ут-дом, чью-днем, я-в-нем.
– Усть-дом, уйдем, дет-лихо, ди-тихо.
Мисси громко постучала:
– Рей?
Я притворно закашлялся и выдавил среди кашля:
– Прошу прощения. Хоккей-о'кей.
– Что? Ну-ка, выходи оттуда. Я сейчас тебя уложу.
Она открыла дверь, и я сообразил, что сижу на унитазе, обхватив руками голову. Пот течет по лицу крупными каплями вроде капель дождя на улице. Большие пальцы глубоко впились в щеки.
Мисси помогла мне встать, отвела в спальню. Сняла с меня пиджак.
– Больше он тебе не нужен.
Ласково уложила меня, накрыла мягким белым покрывалом. Я смотрел на нее снизу вверх. Она улыбалась, лампочка искрилась, рассыпала искорки света белым фейерверком. Дверь за ней закрылась, и Стиль шепнул:
– От-так, ир-дурак, нул-день, шла-тень.
Я на минуту закрыл глаза, но во мне по-прежнему стоял шум, шли сразу три фильма, разговаривали люди в полном ресторане, попугайничала сотня попугаев, вопили триста парикмахеров, все, кого я когда-либо видел, сидели за столом, обсуждая каждый мой поступок, постанывая, жалуясь, угрожая, бросая в воздух бумаги, распевая декларации против меня, провозглашая новые законы, советуясь со священниками, посылая извинения королям и президентам.
Когда я открыл глаза, у постели стоял на коленях Стиль.
– Что будет? – спросил он.
– Ты о чем это? Откуда я знаю? Некогда было подумать. Уходи, уходи.
– После всего, что я для тебя сделал?
– Что именно?
– Не помнишь, как люди орали: «Рок-звезда, рок-звезда»? Тот вечер для них стал в году самым памятным.
– Начинаю думать, что они надо мной насмехались.
– Да пошли они в задницу. Я достиг своей цели.
– Своей. Не моей.
– Играешь словами, Пуласки.
– Не хочу тебе хамить, Стиль, только ты слишком долго висишь у меня на хвосте. Становишься таким же тяжелым, как мои ноги, когда я иду по улице. Я устал таскать тебя за собой.
– Не такой уж ты сильный, чтобы в одиночку пройти конец пути. Кто будет тебя развлекать? Кто пойдет рядом, когда ты устал и соскучился? Кто вы – ступит против гонящих тебя людей? Кто пустит им пыль в глаза искусными речами?
– Ты навлекаешь на мою голову больше неприятностей, чем я сам.
– Если ты так считаешь…
– Конечно.
Он взглянул на меня, лицо его дрожало в рисованном лунном свете.
– А если… – начал он, сделал стойку, завертелся, удерживаясь на одном пальце, как перевернутый вверх ногами кругосветный путешественник из Гарлема.
– Извини, нет.
Он отбросил избитые приемы.
– Не соблазню?
– Нет.
– Не завлеку обманом?
– Нет.
– Хочешь с мамой поговорить?
– Потом. Когда буду один. Извини, Стиль.
Он опустил глаза, попятился, вытащил из темной дыры шляпу, надел, поправил.
– Прости за Правильного, – сказал он.
– Ничего. Он со своей стороны вовлекал меня в неприятности. Дурацкая книжка Джорджа Вашингтона оказалась пустой тратой денег.
– Ну, пожалуй, пойду, – сказал он, направляясь к стене.
– Постой секундочку. У меня есть последний вопрос. Что происходит с тобой и с Правильным, когда вы уходите?
– Мы просто воздух, молекулы и все такое. Обычно невидимые. Позовешь, мы приходим, как воображаемые собаки.
– А еще кто-нибудь может позвать?
– О да. Мы всегда рядом. Думаешь, будто ты первый?
– До меня был кто-нибудь знаменитый?
– Нет. Только куча чокнутых придурков.
– Ну, счастливо тебе.
Я приветственно махнул ему рукой. Он перепрыгнул через меня, сделав сальто. Замечательно. Вытащил из заднего кармана ракету, влез, включил зажигание, умчался куда-то и никуда.
– Прощай, Рей Стиль.
На следующее утро надеваю пижаму, висевшую на спинке кровати. Вдоль стены спальни стоят сумки с одеждой, видимо купленной Мисси, пока я спал. Тут и она стучит, спрашивает, хочу ли я позавтракать яичницей с беконом.
Утреннее небо напоминает голубую алюминиевую фольгу, яркую, металлическую. Свет пронзает меня насквозь, солнце выжигает во мне дыры, сквозь которые до сих пор утекает кровь Рея Стиля. Я устал, но это не сонливая усталость. Я – текучая тень, расплываюсь по полу, двигаюсь вместе с солнцем, стараясь под него не подставиться. Если солнце меня настигнет, я обречен на гибель. Кем бы я сейчас ни был, что б от меня ни осталось, лучше держаться в тени.
Стою высоко над собой. Ничего нет, кроме меня, только я где-то выше, смотрю свысока, жду, когда провалюсь в себя, ввинчусь по спирали. Мисси молча звякает ложкой в тарелке с кашей, по-моему, зная, что прошлой ночью что-то случилось, зная, что этим я с ней не могу поделиться. Кажется, Мисси знает все мои секреты, не зная подробностей. Вижу свой старый пиджак с именем Рея Пуласки в мусорном ведре, наполовину заваленный кофейными фильтрами и пустой картонкой из-под апельсинового сока. Известно ли ей об исчезновении определенной части Рея, о том, что в этой залитой светом комнате я стою голый, тающий, стараясь совсем не исчезнуть?
– Все в порядке, – сказал я, наконец, предложив эту мысль не ей, а себе.
– Знаю, – сказала она, не глядя на меня, помешивая зерновые хлопья. Направила в мою сторону глубокий выдох, как ветер, поправляющий курс заблудившегося парусника. Не такой сильный ветер, но лучшее, на что она способна. Парусник чувствует попытку, и…
– Спасибо, – сказал я ей. – Я имею в виду, за одежду.
– Главное в мужчине, который меня любит, заключается в том, что он постоянно дает и дает. Ты хочешь отыскать свою маму? Могу помочь.
– Да.
– Хочешь, с тобой поеду?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48