Прошло минут пять. Внезапно я почувствовал прикосновение к своим бедрам.
– У тебя такая нежная кожа! – мечтательно похвалила Юля.
– Не жалуемся…
Ее пальцы, едва касаясь моего тела, скользнули от крестца вниз по ложбинке между ягодиц.
Я почувствовал, что возбуждаюсь. Еще мгновение – и будет поздно. Я поднялся, вышел вон и через минуту вернулся в плавках.
Она минут пять посидела в раздумье и надела лифчик.
«Какого черта, в конце концов! – мелькнула мысль. – Ну и оприходовал бы эту козу, дурак! Страшненькая? Ну и что! Раком поставил бы, да и впиндюрил от души… Все равно через три дня уезжать и никогда больше не увижу ни ее, ни Алексея…»
Я отогнал грязные мысли и постарался снять возникшую напряженность:
– Извини, я вчера перебрал, хочется отдохнуть!
Вообще, интересно, насколько разняться мысли человека и его поступки. Мысли его часто низки и безобразны, но поступки при этом могут быть чисты и благородны….
В следующий раз все произошло за день до моего отъезда. Поздно вечером я сидел один у себя в номере люкс и лениво перебирал телевизионные программы. На одном из местных каналов рекламировали симпатичных и доступных массажисток-фотомоделей. Я засмотрелся на юные похотливые попки.
Раздался телефонный звонок.
– Александр Владимирович? Моя жена не у вас? – послышался голос Алексея.
– А почему она должна быть у меня? – изумился я.
– Она к вам поехала. Сказала, что какие-то документы забыла передать. Вот я и волнуюсь…
– А, понятно. Стало быть, еще не доехала. Как увижу, попрошу, чтобы она тебе перезвонила.
– Спасибо большое, Александр Владимирович!
Юля заявилась часом позже. Она знала, что я не запираю дверь номера, поэтому бесцеремонно проникла внутрь и, не обнаружив меня в гостиной, смело двинулась в спальню. Только ласково постучалась, будто между нами уже была какая-то нежная связь.
Она была одета как проститутка: короткая юбка, черные колготы сеточкой с широкой ажурной резинкой. Полупрозрачная кофточка вздулась полными, сочащимися похотью, грудями.
Она была преисполнена решимости.
Я лежал в кровати с двумя юными девицами. Еще одна наяда весело выпорхнула из уборной в одних колготках.
На столике у кровати стояли початая бутылка знатного коньяка и использованные гостиничные стаканы.
– Александр Владимирович! Что вы тут делаете? – Юля была поражена.
– Я-то? Как что? Я у себя в номере… А что ты тут делаешь?
– Я?.. Документы… вот… хотела…
Когда она ушла, девушки быстро оделись и потребовали, чтобы я немедленно рассчитался. Сто долларов!
– За что сто долларов? Я даже до вас пальцем не дотронулся! Полчаса полежали, коньячку попили…
– Ладно, жмот, – переглянулись фотомодели. – Давай пятьдесят, и мы уходим.
Я было полез в кошелек, но раздумал.
– Знаете что? Я даю вам триста, и оставайтесь на всю ночь!

7

Как только в стране начался капитализм, мне очень захотелось стать «индивидуалом». То есть заняться частной индивидуальной деятельностью. Печь пирожки и продавать у метро, торговать на рынке турецкими тряпками, оказывать какие-нибудь услуги населению – все, что угодно, лишь бы взмахнуть на гребень волны, стать неотъемлемой частью новой благодатной жизни. А потом, заработав первые деньги, замахнуться на что-нибудь и покруче. Например, открыть молодежный центр или вообще зарегистрировать кооператив. Я не мыслил себя обычным инженером. Почему я, дипломированный строитель, работоспособный парень, должен был получать почти в три раза меньше пьяницы и прогульщика Вовочки, работника шиномонтажного цеха автобазы? Да и к черту любую государственную работу! Вон, люди сейчас за день гребут столько, сколько иной профессор и за десять лет не заработает.
Капитализм уже давно начался, а я все еще скитался. Нищий, в стоптанных ботинках, с бесполезной мелочью в кармане.
В те дни я был в полной жопе.
(Нет сомнений, что редактор посчитает своим долгом вычеркнуть это слово, но я ему не позволю. Я был именно там, где указал, и точнее не скажешь. Так что пардон парле франсе!)
Но желание выйти в люди было огромным. Мои амбиции устремлялись к таким вершинам, что знакомые изумленно крутили у виска.
Начал я с того, что выписал газету «Коммерсант» и от корки до корки штудировал приходившие номера. Я уже чувствовал себя частью этого нового волшебного мира. Дело за малым: осталось лишь начать и кончить.
Мать звонила каждый день (я жил отдельно от родителей в маленькой холостяцкой квартирке). Она хотела, чтобы я устроился на «нормальную» работу, пусть даже на девяносто рэ. «Тебе нужен стаж! Сейчас ты тунеядец!» Упреки были бесконечными. Отец ей вторил. Когда я приезжал к родителям, чтобы поесть и стрельнуть очередной трешник, падре смотрел на меня так презрительно, как только он один и умел. Тяжело, уничижительно. «Иди работай!» Он, ветеран Великой Отечественной и заслуженный производственник, уже разочаровался во мне. Он списал меня на свалку истории. Он не мог понять: в кого я такой уродился?
В конце концов, мне стало стыдно. Я слишком близко к сердцу принял слова отца. Теперь я не хотел ни денег просить, ни даже объедать несчастных пенсионеров, и так обалдевших от начавшегося в стране безобразия. В магазинах тогда было шаром покати. Вскоре я перестал навещать родителей.
Мать все время зазывала, страдала. Отец хмурил брови и по субботам фанатично ходил на шумные коммунистические сборища.
Несколько попыток открыть свое дело закончились крахом. После этого неприятности посыпались, словно из рога изобилия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22