В нашем чугунно-решётчатом мире причин и следствий, не могло ли содрогание, мною выкраденное у них, отразиться на их будущем? Вот, была моей — и никогда не узнает. Хорошо. Но не скажется ли это впоследствии, не напортил ли я ей как-нибудь в её дальнейшей судьбе тем, что вовлёк её образ в своё тайное сладострастие? О, это было и будет предметом великих и ужасных сомнений!
Я выяснил, однако, во что они превращаются, эти обаятельные, сумасводящие нимфетки, когда подрастают. Помнится, брёл я как-то под вечер по оживлённой улице, весною, в центре Парижа. Тоненькая девушка небольшого роста прошла мимо меня скорым тропотком на высоких каблучках; мы одновременно оглянулись; она остановилась, и я подошёл к ней. Голова её едва доходила до моей нагрудной шерсти; личико было круглое, с ямочками, какое часто встречается у молодых француженок. Мне понравились её длинные ресницы и жемчужно-серый tailleur Костюм

, облегавший её юное тело, которое ещё хранило (вот это-то и было нимфическим эхом, холодком наслаждения, взмывом в чреслах) что-то детское, примешивавшееся к профессиональному frйtillement Повиливание

её маленького ловкого зада. Я осведомился о её цене, и она немедленно ответила с музыкальной серебряной точностью (птица — сущая птица!): « Cent » Сто

. Я попробовал поторговаться, но она оценила дикое глухое желание у меня в глазах, устремлённых с такой высоты на её круглый лобик и зачаточную шляпу (букетик да бант): « Tant pis » Ничего не поделаешь

, — произнесла она, перемигнув, и сделала вид, что уходит. Я подумал: ведь всего три года тому назад я мог видеть, как она возвращается домой из школы! Эта картина решила дело. Она повела меня вверх по обычной крутой лестнице с обычным сигналом звонка, уведомлямщим господина, не желающего встретить другого господина, что путь свободен или несвободен — унылый путь к гнусной комнатке, состоящей из кровати и биде. Как обычно, она прежде всего потребовала свой petit cadeau Подарочек

, и, как обычно, я спросил её имя ( Monique ) и возраст (восемнадцать). Я был отлично знаком с банальными ухватками проституток: ото всех них слышишь это dixhuit Восемнадцать

— чёткое чирикание с ноткой мечтательного обмана, которое они издают, бедняжки, до десяти раз в сутки. Но в данном случае было ясно, что Моника скорее прибавляет, чем убавляет себе годика два. Это я вывел из многих подробностей её компактного, как бы точёного и до странности неразвитого тела. Поразительно быстро раздевшись, она постояла с минуту у окна, наполовину завернувшись в мутную кисею занавески, слушая с детским удовольствием (что в книге было бы халтурой) шарманщика, игравшего в уже налитом сумерками дворе. Когда я осмотрел её ручки и обратил её внимание на грязные ногти, она проговорила, простодушно нахмурясь: « Oui, ce n'est pas bien » Да, это нехорошо

, — и пошла было к рукомойнику, но я сказал, что это неважно, совершенно неважно. Со своими подстриженными тёмными волосами, светло-серым взором и бледной кожей она была исключительно очаровательна. Бёдра у неё были не шире, чем у присевшего на корточки мальчика. Более того, я без колебания могу утверждать (и вот, собственно, почему я так благодарно длю это пребывание с маленькой Моникой в кисейно-серой келье воспоминания), что из тех восьмидесяти или девяноста шлюх, которые в разное время по моей просьбе мною занимались, она была единственной, давшей мне укол истинного наслаждения. « Il йtait malin, celui, qui а inventй ce truclа » Хитёр был, кто изобрёл этот фокус

, любезно заметила она и вернулась в одетое состояние с той же высокого стиля быстротой, с которой из него вышла.
Я спросил, не даст ли она мне ещё одно, более основательное, свидание в тот же вечер, и она обещала встретить меня около углового кафе, прибавив, что в течение всей своей маленькой жизни никогда ещё никого не надула. Мы возвратились в ту же комнату. Я не мог удержаться, чтобы не сказать ей, какая она хорошенькая, на что она ответила скромно: « Tu es bien gentil de dire зa » Как мило ты это сказал

, — а потом, заметив то, что я заметил сам в зеркале, отражавшем наш тесный Эдем, а именно: ужасную гримасу нежности, искривившую мне рот, исполнительная Моника (о, она несомненно была в своё время нимфеткой!) захотела узнать, не стереть ли ей, avant qu'on se couche Перед тем как ляжем

, слой краски с губ на случай, если захочу поцеловать её. Конечно, захочу. С нею я дал себе волю в большей степени, чем с какой-либо другой молодой гетерой, и в ту ночь моё последнее впечатление от Моники и её длинных ресниц отзывает чем-то весёлым, чего нет в других воспоминаниях, связанных с моей унизительной, убогой и угрюмой половой жизнью. Вид у неё был необыкновенно довольный, когда я дал ей пятьдесят франков сверх уговора, после чего она засеменила в ночную апрельскую морось с тяжёлым Гумбертом, валившим следом за её узкой спиной. Остановившись перед витриной, она произнесла с большим смаком: « Je vais m'acheter des bas! » Куплю себе чулки

— и не дай мне Бог когда-либо забыть маленький лопающийся звук детских губ этой парижаночки на слове « bas », произнесённом ею так сочно, что «а» чуть не превратилось в краткое бойкое «о».
Следующее наше свидание состоялось на другой день, в два пятнадцать пополудни у меня на квартире, но оно оказалось менее удовлетворительным: за ночь она как бы повзрослела, перешла в старший класс и к тому же была сильно простужена. Заразившись от неё насморком, я отменил четвёртую встречу — да, впрочем, и рад был прервать рост чувства, угрожавшего обременить меня душераздирающими грёзами и вялым разочарованием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20