– Читай вон вывески.
– Какие?
– Да вон те. – Я показал.
– «Молоко», – прочитал Диман. – Ну что?
– Читай с конца.
– «Око…» – стал читать Диман.
– Идет! – оборвал я его.
Кернер вышел без чемодана, направился к автомобилю.
– Смотри, – сказал я, – не собирается удирать. Но в это время опять открылась дверь гостиницы, и вслед за Кернером засеменил к машине швейцар с чемоданом и маленькой спортивной сумкой. Чемодан, наверное, был очень тяжелый, потому и делал такие торопливые, небольшие шажки швейцар.
Я потрогал в кармане камень и почувствовал, как кровь запульсировала в висках.
– Ишь! – спокойно проговорил Диман. – Даже сумочку нести не хочет.
«Вот выдержка!» – позавидовал я Диману.
А Кернер тем временем дал ключ швейцару, и ют, открыв багажник, стал запихивать туда чемодан. Мелкорослый швейцар возился с этим чемоданищем, как муравей с куском конфеты. Наконец чемодан был уложен.
– Когда уйдет швейцар, кидаем, – сказал Диман.
– Нет, когда заведет машину… Даже когда тронется, не раньше.
– Как рванется с места, не успеем.
– Успеем. Кидай чуть вперед.
Кернер расплатился со швейцаром. Швейцар благодарил, кивал головой, улыбался. «Знал бы, идиот, кому улыбается», – подумал я и сказал Диману:
– Приготовься.
Мы достали камни. Решили так: первым кидаю я, а потом Диман, потому что он сильнее, дальше сможет бросить.
Кернер сел в машину, швейцар даже ручкой помахал, потом повернулся, пошел к двери.
У «Мустанга» заработал мотор, включилась левая мигалка.
Я завел назад руку, крепко сжал камень – ждал момента, когда вишневый автомобиль тронется.
– Кидай, – шепнул Диман.
И тут же я услышал топот позади. Кто-то бежал снизу.
«Успею», – мелькнуло у меня в голове, и я резко вдохнул воздух перед броском, но чья-то сильная рука уже схватила мою кисть. Диману тоже, видимо, помешали, потому что я услышал шум борьбы и яростный крик Димана:
– Пусти!
Вывернувшись, я увидел перед собой Виталькиного отца Петра Сергеевича Шинкарева.
– Спокойно… – сказал он, не отпуская моей руки. – Не рвись…
А на Димана, оказывается, наскочил Глеб.
Диман был сильнее, но Глеб, как клещ, впился в его руку. Все же, мотнув Глеба несколько раз из стороны в сторону, Диман вырвался. Он метнулся к окну и успел швырнуть камень.
Этого можно было не делать: вишневый автомобиль отъехал уже далеко. Диман швырнул лишь так, сгоряча.
Петр Сергеевич отпустил мою руку. Все мы тяжело дышали. Никто ничего не говорил. Петр Сергеевич вынул из кармана платок, вытер со лба пот. Произнес:
– Дурачье.
– Предатель. – Диман кинул ненавидящий взгляд на Глеба.
Глеб вздрогнул и ничего не ответил. Он рассматривал царапину на своей руке.
– Он не предатель, – сказал Петр Сергеевич. – Он поступил честно. А вы настоящее дурачье…
– Идемте.
– Куда? – спросил Диман.
– Там узнаешь.
И тут я заметил Таню. Она стояла ниже нас на лестничной площадке второго этажа. Она приоткрыла рот, будто хотела крикнуть что-то, но передумала. Таня держалась рукой за перила, а одну ногу поставила на первую ступеньку. Наверное, собиралась подняться, но тоже передумала.
– Идемте, – еще раз сказал Петр Сергеевич, Таня не стала дожидаться, пока мы спустимся.
Она вдруг резко повернулась и побежала по лестнице. Стук каблуков се таял, таял. Потом хлопнула дверь, и стало тихо. Очень тихо. Потому что мы спускались медленно и молчали.
«Почему здесь очутилась Таня? – думал я и никак не мог найти ответа. – Что она собиралась делать?»
Только через два месяца я узнал обо всем (на этот раз не от Верки, а от Глеба).
Оказывается, Глеб, примчавшись к нам во двор, чтобы разыскать Шинкарева, сразу же наткнулся на Таню: «Где у вас тут Шинкарев живет, не знаешь?» – спросил он, еле переводя дух. («Взмыленный конь!» – представил я себе Глеба в тот момент.) Во дворе тогда только и говорили про дядю Васю, немца и Шинкарева. Поэтому Тани сразу же спросила: «А зачем тебе Шинкарев?» – «Нужен. Много знать будешь, состаришься». – «Ах, так! – вскипела Таня. Вот и разыскивай сам». (Я представил, как она царапнула Глеба своими зелеными глазами.) Во дворе, как назло, больше никого не было. Глебу и пришлось «коротко и толково» выкладывать все. что он знал. «Он, дураки! – испугалась Таня. – Я побегу». (Значит, все нас назвали дураками. Все, кроме Витальки, – отметил я про себя.) «Куда ты побежишь? А Шинкарев?…» – крикнул ей вдогонку Глеб. «Второй подъезд на третьем этаже», – бросила на ходу Таня.
За дверью у Шинкаревых завывал пылесос. «Вот некстати», – подумал Глеб и позвонил. Открыл сам Петр Сергеевич. Он был в шароварах и линялой ковбойке. «Витальки нет дома», – сказал он. «Мне не Виталька нужен». – «А кто?» – «Вы». – «Ну проходи», – неуверенно пригласил Петр Сергеевич. Глеб зацепил электрошнур, тянущийся по коридору, и сразу начал: «Ваши ребята, Эдик и этот толстенький… Диман…» Шинкарев слушал внимательно, не перебивал, лишь один раз спросил: «Давно ты их видел?» Потом он вдруг нырнул в другую комнату и крикнул: «Я переоденусь! Ты рассказывай». Потом он вышел и сказал: «Идем». Пылесос так и остался посреди комнаты. На улице Петр Сергеевич остановил первую попавшуюся машину, и они поехали к «Интуристу». Шинкарев еще просил, чтобы ехали побыстрее. «Ну, дальше ты все знаешь», – закончил Глеб.
Но все это я узнал после, а сейчас мы молча спускались по лестнице и не знали, куда нас ведет Шинкарев.
Мы вышли на улицу. Я мельком взглянул на стеклянную дверь гостиницы, на то место, где только что стоял «Мустанг», и мне стало не по себе.
Если бы Шинкарев не знал, кто мы и откуда, еще можно было бы сбежать. Рванули бы в разные стороны – и поминай как звали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51