Подруга Сэлли – Дороти – была в тот день за городом, и больше ее никто не видел. Союз Стражей Комитета Общественной Безопасности вытащил Сэлли из ее номера в отеле, освободил от всех ценностей и швырнул в лагерь.
В первые дни лагерь был достаточно дисциплинирован. Имперская знать, гражданская прислуга и одетые в форму Империи солдаты сделали лагерь безопасней улиц Нью-Чикаго. Но день за днем аристократов и правительственных чиновников уводили из лагеря, и они больше не возвращались, тогда как обычных уголовников становилось все больше и больше. Адам и Энни каким-то образом отыскали ее, да и другие жители ее палатки были имперскими гражданами, а не преступниками. Так она прожила первые дни, потом недели и месяцы в заключении, в бесконечной черной ночи городского Поля Лэнгстона.
Поначалу это было приключением – пугающим, неприятным, но не более. Затем рационы сократили, и сокращали снова и снова, и пленники начали голодать, а ближе к концу исчезли последние признаки порядка. Санитарные нормы не соблюдались, и трупы умерших от истощения во множестве лежали у ворот, ожидая, пока их заберут похоронные команды.
Это был бесконечный кошмар. В один из дней ее имя оказалось в списках, вывешенных на воротах: Комитет Общественной Безопасности искал ее. Другие заключенные присягнули, что Сэлли Фаулер умерла, а поскольку охрана редко брала на себя труд проверки таких заявлений, это спасло ее от судьбы, постигшей других членов правящих фамилий.
Когда условия жизни стали хуже, Сэлли нашла в себе новые внутренние силы, стремясь быть примером для всех, живших в ее палатке. Они видели в ней своего вождя, а Адам был ее премьер-министром. Если она плакала, пугались все. В эти дни, в возрасте двадцати двух стандартных лет, ее волосы были беспорядочно спутаны, ее одежда была грязной и изодранной, а руки – грубыми и грязными. Сэлли не могла даже забиться в угол и поплакать. Все, что ей оставалось, – это терпеть кошмары лагеря.
В этом кошмаре кружили слухи об имперских военных кораблях, висевших в небе над черным куполом, и о том, что узники должны быть уничтожены, если возникнет угроза прорыва. В ответ она улыбалась и делала вид, что не верит, будто подобное может случиться. Делала вид? Кошмар ведь всегда бывает нереален.
А затем морские пехотинцы ворвалась внутрь, ведомые высоким, измазанным кровью мужчиной с манерами придворного и одной рукой на перевязи. На этом кошмар кончился, и Сэлли захотела проснуться. Ее вымыли, накормили, одели… но она почему-то не просыпалась. Душа ее была как будто закутана в хлопок…
Ускорение давило ей на грудь. Тени в кабине были острыми, как бритва. Рекруты с Нью-Чикаго толпились около иллюминаторов, о чем-то возбужденно переговариваясь. Видимо, они уже в космосе. Адам и Энни смотрели на нее с тревогой. Впервые увидев Нью-Чикаго, они были довольно полными, сейчас же кожа висела на их лицах складками. Сэлли знала, что они отдавали ей большую часть своих пайков, и все же сейчас они выглядели лучше, чем она.
«Мне хочется заплакать, – подумала она. – Я должна поплакать, например, о Дороти. Я надеялась, что мне скажут, что Дороти найдена, но этого не произошло. Она исчезла навсегда».
Голос, записанный на пленку, сказал что-то, чего она не поняла, а затем наступила невесомость, и Сэлли поплыла.
Поплыла…
Куда они везут ее сейчас?
Она резко повернулась к иллюминатору. Нью-Чикаго сверкала, подобно любому, похожему на Землю, миру. Светлые моря и континенты, все оттенки голубизны, тут и там испачканной пятнами облаков. Когда планета уменьшилась, Сэлли отвернулась, закрыв лицо руками. Никто не должен был видеть ее сейчас. В эту минуту она могла бы отдать приказ превратить Нью-Чикаго в оплавленный каменный шар.
* * *
Закончив проверку, Род провел на ангарной палубе богослужение. Едва они допели последний гимн, как вахтенный гардемарин объявил, что пассажиры прибыли на борт. Блейн приказал команде возобновить работу. У них не будет выходного до тех пор, пока корабль не обретет прежний щеголеватый вид, и на орбите не важно, что говорят традиции о воскресенье. Блейн следил, как мужчины расходятся, напряженно ища признаки возмущения, но вместо негодующего ворчания услышал ленивую болтовню.
– Ну, хорошо, я знаю, что пылинка есть, – сказал Стокер Джексон своему собеседнику. – Я могу понять существование пылинки в вашем глазу, но как в моем может оказаться бревно? Объясните мне, как может бревно быть у человека в глазу, а он этого не замечает? Это просто невозможно.
– Вы совершенно правы. Но что такое бревно?
– Что такое бревно? Хо-хо, вы с Тэйблтопа, не так ли? Так вот, бревно – это древесина… Его получают из дерева. А дерево – это большое, огромное…
Голоса удалились, и Блейн быстро отправился обратно на мостик. Если бы Сэлли Фаулер была единственным пассажиром, он с удовольствием встретил бы ее на ангарной палубе, но ему хотелось, чтобы Бари сразу же понял их отношения. Пусть не думает, что капитан корабля Его Величества торопится навстречу торговцу.
С мостика Блейн следил по экранам, как клинообразный корабль подошел к ним и был втянут на борт «МакАртура» между огромными прямоугольными крыльями дверей шлюза. Рука его при этом нависала над переключателем интеркома – подобные операции были сложным делом.
* * *
Пассажиров встретил гардемарин Уайтбрид. Первым был Бари, сопровождаемый маленьким темнокожим человеком, которого торговец не потрудился представить. Оба были одеты для путешествия в космос: широкие брюки с плотными застежками на лодыжках, подпоясанные туники, все карманы на молниях или пуговицах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30