Только что смеявшаяся Латофат побледнела. Протянутые мачехой цветы взяла, но подставленных губ не поцеловала, прошла мимо нее в кафе. Мачеха так и осталась стоять в неловкой позе, с протянутыми для поцелуя губами. Опомнившись, жалобно заморгала, подняла глаза на мужа. Джамал Бурибаев сделал вид, будто ничего не случилось, взял жену под руку, повел к столикам. Но торжество уже дало трещину. Даже залихватский танец, предпринятый Тахирой и Кадырджаном, чтобы сгладить «инцидент», не смог развеять холод. Мачеха выждала для приличия немного времени и вскоре поднялась — ушла, прихватив с собой и мужа. Друзья и преподаватели тоже почувствовали неловкость, начали прощаться. Лишь главнокомандующий всеми мошками и букашками Сакиджан Абидов ничего не замечал. Пил себе, ел, наслаждался. И, удивительное дело, захмелев, перестал заикаться! То и дело вскакивал, чтобы провозгласить тост в честь Латофат. Пел ей гимны: какая она умница! Не увлекается парнями, у которых снаружи все блестит, а внутри пустота, вакуум. Разрушила общепринятое представление о красивых девушках: о ней ведь никак не скажешь — «птичка» или «мотылек». В общем, да здравствует жрица науки Латофат! Хайдар терпел-терпел, а под конец не выдержал, вскочил с места, попросил преподавателя Абидова «выйти на минуточку». Эта выходка, собственно, и положила начало размолвке с Латофат. Впрочем, размолвка началась раньше, в тот день он только подлил масла в давно тлевший очажок. Но что это там?
...У общежития остановилось такси. Из него показалась сначала толстая папка, а затем, несуразно извиваясь, вылез Сакиджан Абидов. И вслед за ним — Латофат!
Латофат и Абидов не заметили Хайдара. Сидел он недалеко — на лавке у цветника напротив общежития. Они продолжали какой-то разговор, увлекшись, будто во всем мире не существовало никого, кроме них. Впрочем, говорил один Сакиджан Абидов — горячо объяснял что-то, помогал себе свободной рукой и заикался, давясь словами. Латофат, слегка наклонив голову, мягко улыбаясь, внимала. Наконец она чему-то рассмеялась и протянула Абидову руку. Абидов, должно быть, испугался, что сейчас девушка уйдет, ухватился за ее локоть, забормотал:
— П-п-послушайте, Латофатхон! П-п-прошу вас...
Хайдару даже почудилось, будто этот рехнувшийся дервиш собрался обнять ее. «Латофат!» — крикнул и тут же выругал себя за малодушие.
Оба разом обернулись. Сакиджан Абидов нервно передернул костлявыми плечами, Латофат свела брови.
— А-а... это вы? — сказал Абидов.— Здравствуйте.
Латофат стояла с прижатым к губам букетом душистого базилика, чертила носком туфли по земле. Ее хмурый вид не предвещал ничего доброго. Видно, решила, что Хайдар выслеживает ее.
— Простите, домла,— сказал Хайдар.— У меня к Латофат дело. Абидов взглянул на девушку и криво усмехнулся:
— Что ж, до свидания...
Латофат едва заметно кивнула в ответ и молча направилась к скамейке, с которой только что встал Хайдар. Он невольно залюбовался ею.
Короткое яркое платье с крупными темно-синими и красными цветами при каждом шаге высоко открывало стройные ноги. А эти тупоносые туфли на высоких каблуках — в них ее маленькие ступни казались еще меньше. Была она среднего роста и довольно хрупкого сложения, но в этот вечер словно бы выросла. Может быть, за счет каблуков и высоко взбитой прически, в которую уложила свои мягкие каштановые волосы. А может быть, гнев, уязвленная гордость так выпрямили ее.
Они сели на скамейку, и, словно это было сигналом, над ними вспыхнули белые полоски ламп дневного света — все вокруг окунулось в мягкое лунное марево.
Латофат плотно сомкнула длинные загорелые ноги, букетом базилика прикрыла колени. Соединенные у переносицы бархатно-черные брови и особенно прямой аккуратный нос придавали ее чуть продолговатому лицу с матовой, смугло-пшеничного оттенка кожей горделивое и даже надменное выражение.
— Я слушаю,— сказала Латофат.
Хайдар еле удержал рвавшийся наружу крик: «Где ты пропадала с этим...»
Сказал совсем другое:
— Ты же знаешь, завтра у меня защита. Придешь? Латофат поднесла к лицу букет базилика.
— А мой приход обязателен?
И сам вопрос, и тон показались обидными. Хайдар опять с трудом справился с собой.
— Что с тобой? Может, изменились твои намерения?
— Я не понимаю, о чем вы?
— Что тут непонятного? Я говорю о наших с тобой намерениях, о нашей жизни. Серьезны наши отношения или нет, в конце концов? Если серьезны, неужели трудно тебе прийти на мою защиту? Ведь я... как бы там ни было, столько лет готовился к ней! Сколько сил положено! Я ведь тоже человек! — воскликнул Хайдар и снова мысленно выругал себя: «Не хватало только слезами выпрашивать у нее любовь!»
Латофат, не поднимая головы, еле слышно проронила:
— Простите...
Ее дрожащий, виноватый голос растрогал Хайдара, горечь с души мгновенно сняло.
— Почему ты стала такой, Латиф? — он взял руку девушки в свои, приблизил лицо. Совсем близко, у самых своих глаз, как в то давнее летнее утро под тутовым деревом, увидел бархатистую черноту ее бровей и густых, пушистых ресниц, чистую смуглость ее лица, шеи, плеч и вдруг почувствовал: знакомая, не раз испытанная нежность, смешанная с глухой ревностью, поднимается в нем.— Ну, скажи, в самом деле, что произошло? Откуда взялся этот... Этот вот жалкий дервиш?
Латофат высвободила свои пальцы из рук Хайдара.
— Я еще раз прошу вас: не говорите так об этом человеке,— сказала это с тихой угрозой.
— Почему же не говорить? Что ты в нем нашла? Кроме кандидатской степени?!
— Он не бахвалится своим кандидатским званием. А человек, если хотите знать, золотой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102